* * *
78 лет
Среда, 10 октября 2001 года
Лизон, Грегуар и двойняшки подарили нам кинопроектор и дюжину фильмов, среди которых мои любимые: «Земляничная поляна» Ингмара Бергмана, «Призрак и Миссис Мьюр» Манкевича, «Мертвые» Хьюстона и еще «Пир Бабетты». Ах, «Пир Бабетты»! Кто же его снял? Габриэль Аксель, подсказывает мне Фанни. Ну так да здравствует Габриэль Аксель! Давно уже подарки не доставляли мне такого удовольствия. Я даже подумал: почему же я сам не сделал его себе раньше? Когда Мона открыла коробку, моя радость выскочила оттуда вместе с проектором – как чертик из шкатулки. И я поймал себя на том, что жду наступления вечера с поистине детским нетерпением. Когда мы натянули на стену белую простыню, я пережил то же возбуждение, в которое впадал, когда Виолетт устанавливала на столике в гостиной свой «волшебный фонарь». Мона и дети предоставили право выбора мне, и я остановился на «Земляничной поляне» – юбилее профессора Исака Борга (удивительно, что я вспомнил его имя!). Эберхард Исак Борг едет со своей невесткой Марианной в Лунд, где в кафедральном соборе должна состояться церемония присвоения ему звания почетного доктора. Ему семьдесят восемь лет, как мне! Это я, конечно, забыл, поскольку, когда смотрел фильм в первый раз, мне было только сорок. Значит, семьдесят восемь. Естественно, я стал вглядываться в лицо старика (который, как мне кажется, выглядит гораздо старше меня), выискивая те же, что у меня, морщины, узнавая некоторую замедленность движений или вот эти полуулыбки, которые с возрастом начинают выглядеть как безучастные, а еще вот этот внезапный смех – от нереализованных желаний (например, от желания отправиться на юбилей в машине, при том, что у него в кармане лежит билет на самолет), или это веселье – при встрече с тремя молодыми людьми, путешествующими автостопом, которых они с Марианной берут к себе в машину, точно такое же веселье я испытываю от неразберихи, царящей в доме, когда на время каникул тут собираются Грегуар, Маргерит и Фанни, от их шуток, ссор, веселых примирений… Я был полностью поглощен тем, что происходило на экране, когда внимание мое привлекло нечто другое, относящееся не к фильму, а к самому аппарату – проектору. Мы с Моной сидели рядом с ним. Это – черный ящик с щелью, куда вставляется DVD-диск, который ведает и всем остальным: проекцией, звуком, настройками, охлаждением мотора и т.д. И вот стоит эта машина посреди гостиной и проецирует на простыню, в четырех метрах от нас, черно-белую картинку, немного состарившуюся от прожитых лет, но все равно достаточно четкую, чтобы я не вспоминал о своей катаракте. Я слушал старого Исака и его невестку Марианну, внимательно вникая в их невеселый спор – конфликт характеров и поколений, как вдруг у меня возник вопрос: а откуда идет звук их голосов? Казалось, что с экрана, на котором персонажи беседовали. Но это было абсолютно невозможно, поскольку звуки воспроизводит видеопроектор, стоящий рядом со мной на журнальном столике. Я взглянул на аппарат: никакого сомнения, звуки доносятся из этого черного пластмассового ящичка, в пятидесяти сантиметрах от моего левого уха. И все же, как только я перевел глаза на старую простыню, слова снова совместились с произносящими их губами! Потрясенный мощью этой оптическо-звуковой иллюзии, я попытался смотреть на экран, а слушать проектор. Ничего не вышло, голоса по-прежнему лились из уст шведских актеров, с простыни, натянутой в четырех метрах передо мной. Это открытие повергло меня в состояние этакого примитивного экстаза, как будто я присутствую при чуде, наблюдаю вездесущность. Я закрыл глаза, и голоса вернулись в брюхо проектора. Я снова открыл их, и голоса вернулись на экран.
Уже в кровати я долго размышлял над этим несовпадением реального источника звука с персонажами, разговаривавшими на старой простыне. Я готов был уже увидеть в нем некую красноречивую метафору, но заснул. А сегодня утром от всего этого у меня осталось лишь впечатление… Как будто тело говорит мне что-то, но его слова звучат где-то далеко, впереди меня, я же сижу здесь, за столом, и молча пытаюсь записывать его речи.
* * *
78 лет, 4 месяца, 3 дня
Среда, 13 февраля 2002 года
«Почему зевающий человек вызывает зевоту у других?» Этот вопрос был задан в XVI веке Робертом Бёртоном на странице 431 его «Анатомии меланхолии», наконец-то переведенной на французский язык и вышедшей у «Корти». Бёртон не дает удовлетворительного ответа (заразность зевоты он приписывает дэхам), но сам вопрос заставил меня вернуться на сорок лет назад, к опытам по забавной физиологии, которые я проводил от скуки на особо занудных совещаниях: я только притворялся, что зеваю, и сидевшие за столом люди тут же начинали зевать во весь рот. Я думал, что сделал открытие, оказывается, нет. В течение нашего физического существования нам приходится выкорчевывать целый лес, который миллион раз был выкорчеван до нас. Монтень или Бёртон оставили книги, а сколько было открытий, о которых ничего нигде не рассказано, сколько удивлений, которыми ни с кем не поделились, о которых умолчали? Как одиноко было этим людям в их молчании!
* * *
78 лет, 6 месяцев, 14 дней
Среда, 24 апреля 2002 года
Честно признаться, после слишком обильной еды пуканье, замаскированное под кашель, имеет тенденцию к превращению в настоящее анальное дыхание. Сначала в течение пяти-шести шагов газы втягиваются, потом за четыре-пять следующих шагов выходят с чисто легочной регулярностью. И эти «жемчужные россыпи» не всегда так бесшумны, как того желали бы мое социальное положение, моя утонченность и достоинство патриарха семьи. Поскольку для их сокрытия покашливания уже не хватает, я вынужден, когда не один, изрекать длиннющие фразы, притом с воодушевлением, призванным заглушить это малоприятное «музыкальное сопровождение».
* * *
78 лет, 11 месяцев, 29 дней
Среда, 9 октября 2002 года
Грегуар, сам напросившийся на мой день рождения, позвонил, чтобы сообщить, что лежит в постели с ветрянкой, которую подцепил в больнице. Ветрянка в двадцать пять лет, представляешь, дед? А ты всё говоришь, что я развит не по годам! Видел бы ты меня! Настоящий дуршлаг! Развитой и даже очень, согласен, но все равно дуршлаг. Голос у него тот же, несмотря на болезнь, разве что чуть поглуше, и мне вдруг подумалось: а может, в моей привязанности к этому мальчику виноват его голос, такой мелодичный, приятный, внушающий доверие? Еще до ломки, когда Грегуар был совсем мальчонкой, у него уже был особенный, какой-то мирный голос! Интересно, а видели мы его вообще когда-нибудь сердитым?
* * *
79 лет
Четверг, 10 октября 2002 года
Сердце мое, сердце, верный товарищ. Ты уже не такое крепкое, как раньше, но по-прежнему верно служишь мне! Прошлой ночью я занимался детской игрой – подсчитывал, сколько ударов сделало мое сердце с моего появления на свет. Берем среднюю величину – шестьдесят два удара в минуту, умножаем на шестьдесят (минут в часе), потом на двадцать четыре (часа в сутках), потом на триста шестьдесят пять (дней в году) и, наконец, на семьдесят девять лет. Черта с два сосчитаешь такое в уме. Значит, берем калькулятор. Получилось около трех миллиардов ударов! Это без учета високосных лет и всплесков эмоций! Я положил руку себе на грудь и почувствовал, как сердце спокойно, ровно отбивает оставшиеся мне удары. С днем рождения, сердце мое!