Шторм прибил беглеца к нормандскому берегу, где он жил в одиночестве и без средств к существованию под именем д’Эрваго. Он побывал во многих тюрьмах – в Вире, в Шалоне, в Реймсе и в Бисетре. После освобождения он посетил тяжело больную жену Симона, которая его сразу же узнала и плакала, называя «маленьким принцем».
Будучи замешанным в заговор Кадудаля [25] , он умудрился в последний момент бежать. Потом поступил в армию, дезертировал, опять попал в тюрьму, бежал из нее, пробрался в Чивитавеккья, потом – в замок Сент-Анж в Риме, откуда ему удалось отправиться в Бразилию. Там он остановился у императора Жуана VI и жил несколько лет, занимаясь чтением и изучением наук. Он возвратился во Францию в 1815 году, и его признали герцог Беррийский, вдовствующая герцогиня Орлеанская и принц де Конде. Последний возвратил ему бумаги, подтверждавшие его высокое происхождение. Но, желая обезопасить эти документы, он доверил их некоему Фуальдесу, старому магистрату из Родеза, которого позднее задушили и ограбили…
В это время Ришмон случайно повстречал герцогиню Ангулемскую, но она оттолкнула его в ужасе со словами: «Вы – причина всех бед. Никогда я не раскрою объятий для врага нашей семьи…» И кое-кто захотел увидеть в этом намек на выступление против королевы, вырванное в свое время Симоном у затравленного ребенка…
Тем временем одиссея короля продолжилась. Была Корсика, потом – Италия, где Людовик XVIII добился его ареста. Ришмон делил тюремную камеру с поэтом Сильвио Пеллико [26] . Потом было возвращение во Францию, новая тюрьма и, наконец, с уходом Бурбонов, наступил конец несчастьям с правом жить свободно, но в бедности, за счет помощи горстки преданных друзей. Горстки, к которой немедленно присоединилась и мадам д’Апшье. Покидая короля, она унесла с собой его обещание обязательно посетить ее в Воренаре, куда отправилась в спешке, «чтобы, по возможности, создать там резиденцию, достойную венценосца…».
Двадцать лет Ришмон прожил в Воренаре в качестве почетного гостя. Иногда он уезжал в Рим или в Лион, но всегда возвращался в замок, ставший «его домом». У него были там свои апартаменты, свои собственные слуги, он ел там отдельно, за исключением тех случаев, когда к обеду приходил кто-нибудь из верных друзей. Мадам д’Апшье, установившая в Воренаре почти версальский этикет, не позволяла себе приблизиться к принцу, не попросив заранее аудиенции. А ее садовники круглый год на клумбах и в оранжереях выращивали лилии, предназначенные для апартаментов короля, которого все называли не иначе как монсеньором…
Естественно, семья графини возмутилась и прислала доверенное лицо, которое было принято крайне сдержанно:
– Если вы боитесь потерять мое наследство, – заявила мадам д’Апшье, – то это дело решенное, и я прошу вас не присылать ко мне больше никаких уполномоченных.
Она никогда еще не была так счастлива. Ее жизнь изменилась. Наступил конец ее траурным платьям! Графиня стала теперь использовать «неприличный» фиолетовый цвет, серый, а также сиреневый разных оттенков, соответствующих ее возрасту и ее положению. Она окружила своего гостя вниманием и не обижалась, когда он надолго уезжал в Лион.
«Мы ведем прекрасную жизнь, – писала она. – Он внук Генриха IV и Людовика XV. В его венах течет благородная кровь Бурбонов…»
Она не прекращала собирать новых сторонников и писать в разные концы Европы, чтобы ее гостя признали настоящим сыном Людовика XVI. Они вместе ездили в Неаполь, где Папа обещал принять барона де Ришмона. Но их приезд поднял такой шум, что Его Святейшество, в конечном итоге, отказал ему в аудиенции.
Ришмон был разочарован и после этой неудачи вызвал «свою сестру» в трибунал Сены. Но смерть герцогини Ангулемской поставила точку в его надеждах. Единственной женщины, которая могла бы официально признать его, не стало. Его игра была окончательно проиграна, и эта мысль подкосила его.
Последние месяцы были тяжелыми. Ришмон выглядел сломленным и подавленным, несмотря на ласку и неусыпную опеку его хозяйки. У него болели ноги, а язык начал заплетаться. Так он и умер 10 августа 1853 года в своей комнате, заполненной лилиями.
Мадам д’Апшье выгравировала на его могиле следующую надпись:
Луи-Шарль Французский, сын Людовика XVI и Марии-Антуанетты,
рожденный в Версале 17 марта 1785 года и умерший в Глезе 10 августа 1853 года.
К несчастью, трибунал Вильфранша в 1859 году выступил против притязаний бедного Ришмона, и напротив кладбищенской стены была выбита другая эпитафия:
Никто не скажет над моей могилой:
Бедный Луи, как мне тебя жаль!
Молитесь за него!
Эта могила до сих пор видна с кладбища Глезе, деревни, принадлежащей к владениям замка Воренар.
Оставшись одна (у нее не было детей), мадам д’Апшье намеревалась завещать свой замок кардиналу де Бональду, архиепископу Лионскому, чтобы он сделал летнюю резиденцию. Для этого в 1848 году она построила часовню. Но в конце концов она завещала свое поместье племяннику, месье Морису де Лонжевиалю, потомки которого до сих пор владеют этим прекрасным жилищем с его неразгаданной тайной.
Часы работы
Замок можно посетить с 1 мая по 30 сентября, исключительно по договоренности, достигнутой по телефону 04-74-66-01-78 (или уточните информацию на официальном сайте).
Чувствовать, любить, страдать, посвящать себя – это всегда будет предназначением женщин.
Оноре де Бальзак
Он странен – этот феодальный замок, словно перенесенный в изящный XVIII век. Он сохранил суровость Средневековья, но не воспринял шарм века Просвещения, впрочем, может быть, он и не нуждался в этом, ибо осмысление – один из путей забвения прошлого.
Благородная и древняя сеньория Гранж-ан-Бри впервые была упомянута в исторических источниках XIII века. Во времена башен и замков она принадлежала семейству Куртене, тому самому, которому удалось заполучить императорскую корону в Константинополе. Потом территория перешла к герцогам де Ля Фёйад, потом – к Агессо [27] . И, наконец, к хрупкой молодой женщине, которая, однако, оказалась достаточно отважной, чтобы пронести через два континента двойную тяжесть знаменитого имени и великой любви, подобную которой найти очень трудно: речь идет об Адриенне де Ноай, маркизе де Лафайет.