– Что ты несёшь?

– А что? А зачем ты говорила про Новый год? И про осень, где я убираю листья? И что у нас газонокосилка… Посмотри на себя! А теперь на меня! Откуда! Откуда у нас может быть общая газонокосилка?

Она заговорила очень спокойно, даже мягко.

– Я не уехала потому, что нет билетов. На сегодня. Мой самолёт завтра. Я могла переночевать в гостинице, но не хочу. Я здесь многое пережила, не очень просто вот так пропасть. С тобой мы больше никогда не увидимся, и мне всё равно, что ты там придумал. А если и увидимся, – не заговорим. Так что прощай. И, кстати, ты мерзавец. Твоя мечта исполнена, поздравляю.

И пошла наверх.

И пусть идёт, подумал я. Конечно, ерунда. Никто её ко мне не подсылал. Но было бы здорово. И потом мне стало казаться – никуда она не уедет.

Всё не так

* * *

Я не спал. Вставал, ходил, пробовал писать – в голове была одна мысль, одна картинка: она стоит ко мне спиной на кухне в замечательных своих шортах. Нарезает травы. Коза вегетарианская. И говорит, не оборачиваясь:

– Севастьян, у меня от ваших взглядов ожоги будут на обратной стороне колена. Вы не знаете, кстати, для этого места есть отдельное название?..

В девять утра прикатило такси. Я слышал, как грохотал по ступеням её чемодан. Вышел помочь – она разрешила донести до багажника. Показалось, уже не сердится. Потянулся, чтобы обнять – выскользнула. Сказала:

– Обойдёмся без сантиментов. Будешь у нас в американщине, пожалуйста, не звони. Будь счастлив.

И уехала.

В десять утра позвонил мой литературный агент Иванов. Он же Катин муж. «Уже нажаловалась», – подумал я. Объясняться не хотелось, но не снять трубку я не мог. Он ничего такого, вёл себя тихо. Говорил бодро, даже приветливо. Сказал, что в Риге и хочет встретиться. И сейчас подъедет, если можно. Конечно, теперь можно.

Наводить порядок не было сил. Пусть видит правду. Я лёг на диван, стал грустить.

Снова перезвонил Иванов. Спросил, где я.

– Я дома.

– Тогда открой дверь, у тебя звонок не работает. И, кстати, мог бы траву выкосить.

Я пошёл открывать. Какая трава, непонятно. Нет у нас никакой травы. Всё плиткой заложено. Не в палисадник же он залез. Открыл дверь – никого. Звоню, спрашиваю:

– А ты где?

Иванов говорит:

– Перед дверью.

– Я тоже перед дверью.

– Но тебя нет.

– И тебя нет.

– Странно.

– Согласен.

– А у тебя дверь какого цвета?

– Синяя.

– А у меня красная.

– Кто-то двери перепутал, как я погляжу.

– Уж, конечно, не я, – говорит Иванов.

– Саша, мне не до шуток. Я не мог напутать. Я стою на пороге твоего дома. Жил в нём всё лето. Если честно, не один.

– Ну и ладно. Это вообще не важно, хоть с крокодилом живи, только открой, мне бы до туалета добежать.

– Я знаю, ты хочешь поговорить. И ты прав, лучше глаза в глаза. И всё же признаюсь сейчас, первым, хоть уже и поздно. Я жил здесь с твоей женой. Хоть правильней, с точки зрения морали, было бы жить с крокодилом. Она не уехала в Америку. Она врала тебе в скайпе.

– Аня?

– Катя. Твоя бывшая. Она находилась здесь всё лето. Между нами ничего не было. Просто соседи.

– Ты бредишь. Или зарос в сюжете. Ох, эти творческие люди… Слушай, писать хочу, сейчас лопну. У меня нет жены Кати. И не было. По крайней мере я б запомнил. Что вообще творится? Какой у тебя адрес?

Я сел на ступеньку.

– Променадес, пять.

– Это адрес всего посёлка. А номер дома какой?

– Квартал семь, литера «Н»… как в слове «непонятно».

– Понятно. Не знаю, как тебе удалось, но всё лето ты жил с чужой Катей. В чужом доме.

– Как это, с чужой? Она тебя считает мужем. Саша Иванов. Книгами занимается.

– О да, это критерий. Ивановых в России всего один. Это я, конечно. Быстро собирай вещи и вали оттуда.

– Куда?

– Квартал четырнадцать, литера «Ч». Как в слове «чукча».

Я поднялся в спальню, взял деньги, паспорт и помчался в аэропорт. Какой бы вид нужды сейчас ни мучил Иванова, ему придётся потерпеть. Мне же нужно успеть, пока самолёт не унёс самое моё дорогое.

Катя уже прошла регистрацию. Пришлось купить билет всё равно куда, в Сыктывкар. На досмотре мгновенно разделся до трусов, кое-как намотал одежду обратно, побежал искать её по терминалу. Сидит, красивая такая, в окно смотрит. Я сказал: «Катя, нам надо поговорить, очень серьёзно». Она отказалась. Настроения у неё нет разговаривать.

Предложил поговорить несерьёзно. Если она пойдёт со мной выпить кофе, я обещаю паясничать, кривляться и рассказывать анекдоты – а о главном не говорить ни за что. На такой кофе она согласилась.

Я объяснял всё не ей – себе. Её Иванов и мой – разные люди. Работают в одном издательстве, но в каких-то противоположных отделах. Может даже, они не знакомы. Оба купили дома в посёлке Променадес-5. Посёлок здоровенный, издательство огромное, сейчас вообще мир укрупняется. Катин Иванов купил дом в седьмом квартале, в шикарном месте. А мой, кажется, арендовал лачугу папы Карло где-то на задворках. Обоих Ивановых первым перепутал мальчик, помощник маклера Ирины, которую дал мой Иванов. Не всю Ирину дал, только телефон. А она уехала. Поручила меня заместителю. Ну, то есть мальчику. А он первый день, вообще не разбирается в Ивановых. Взял у охранников ключи. В общем, ужасная путаница. Не понятно? Ещё раз. Мой Иванов позвонил маклеру Ирине. А та уехала, сказала мальчику: «Покажешь дом Александра Иванова». Ключи у охранников. Правило такое. Заместитель нашёл в списке дом не того Иванова, выдал не тот ключ. То есть, я вообще не должен был там жить. Смешно же?

– Вообще-то нет, – сказала Катя. – Значит, ты случайно приехал ко мне, заплатил деньги, чтобы рассорить меня с мужем и выселить из моего же дома.

– С гражданским мужем.

– Это не твоё дело.

– Прости. Рассорил с мужем, каюсь.

– Не перебивай!

– Слушаюсь! Кстати, хочешь, помирю? Раппопорт из запоя выйдет, мы вместе…

– Помолчи.

– Молчу.

– Так вот. Дело не в той жизни, а в тебе. Ты даже не понимаешь, что наделал. Я, как дура, придумала себе счастье. Я слушала тебя и думала… Не важно, что думала. Теперь ты приехал даже не извиниться – сказать, что всё это лето – нелепая ошибка! И тебе смешно. Ты клоун, Севастьян. Очень прошу тебя о серьёзной вещи: никогда, никогда ничем не напоминай о себе. Удачи.