Вечером пришел Тамм, и мне пришлось рассказать ему про Люпина и мистера Джокера; как ни странно, он был склонен встать на сторону Люпина. Кэрри его поддержала и сказала, что я слишком мрачно на все смотрю. Тамм принес отличную полбутылочку мадеры, которую ему подарили и которая, он говорил, развеет нашу грусть. Возможно, так бы оно и вышло, будь мадеры этой побольше; но поскольку Тамм выпил три стакана, нам с Кэрри досталось недостаточно, чтобы развеять нашу грусть.

15 МАЯ.

День ужасных треволнений, ибо я ежеминутно ждал письма от мистера Буль-Батона. Вечером пришли два письма — одно мне, «Буль-Батон Холл» было большими красно-золотыми буквами оттиснуто на задней стороне конверта; а другое Люпину, и мне очень бы хотелось вскрыть его и прочитать, ибо оно было от «Гарсона, сыновей и компании», то есть от той самой фирмы. Я весь дрожал, вскрывая письмо от мистера Буль-Батона. Я написал ему шестнадцать страниц убористым почерком; он же не начертал мне в ответ и шестнадцати строк.

Вот оно, его письмо: «Любезнейший, я должен с вами решительно не согласиться. Сын ваш в пятиминутном разговоре выказал более ума, нежели учреждение ваше за все последние пять лет. Искренне ваш, Джилберт Буль-Батон».

Что делать? Подобное письмо я не могу решиться показать мистеру Джокеру и ни за что не покажу Люпину. Но — дальше больше; ибо Люпин пришел и, вскрыв свое письмо, показал мне чек на 25 фунтов стерлингов — в уплату за совет мистеру Буль-Батону, отныне, конечно, навеки потерянному для мистера Джокера. Явились Тамм и Туттерс, и оба встали на сторону Люпина. Тамм до того дошел, что заявил, что Люпина ждет слава. Мне, кажется, взгрустнулось, ибо я только и сумел, что возразить:

— Да, но вопрос лишь в том, какая слава.

16 МАЯ.

Я передал мистеру Джокеру содержание письма, по возможности его смягчив, но мистер Джокер сказал:

— Прошу вас, не будем более касаться этой темы. Все кончено. Сын ваш еще поплатится.

Вечером я шел домой, размышляя о безнадежном будущем моего сына. Люпин был однако в прекрасном расположении духа и разнаряжен. Он швырнул на стол письмо, чтоб я его прочитал.

К изумлению моему прочел я, что «Гарсон и сыновья» наняли Люпина за вознаграждение в двести фунтов в год. Я трижды перечел письмо, засомневавшись вдруг, не мне ли оно адресовано. Но нет, на нем стояло — Люпину Путеру, яснее ясного. Я молчал. Люпин сказал:

— А? Какова цена твоему Джокеру? Вникни, папан. Надо расплеваться с Джокером и чалить к Гарсонам, за ними будущее! Джокер! Вонючки старые годами еще стояли, теперь мы зададим им гонку, и все дела! Я хочу бежать вперед. Да, кстати, мне вообще надо бежать, сегодня мы ужинаем с Марри Шиком.

От полноты чувств он поддел свою шляпу тростью, крикнул: «Гип-гип-урра!», перепрыгнул через стул, позволил себе взъерошить все мои волосы, и — выскочил из комнаты, не дав мне времени ему напомнить о его возрасте и о том, что следует почитать родителя. Вечером явились Тамм и Туттерс и решительно меня приободрили, поздравляя с успехами Люпина.

Тамм сказал:

— Я всегда говорил, он далеко пойдет и, можете мне поверить, в голове у него больше, чем у нас троих вместе взятых.

Кэрри сказала:

— Он — вылитый Хардфур Хаттл.

Глава XXII

Мастер Перси Эдгар Смит Джеймс. Миссис Джеймс (из Саттона) вновь посещает нас и у нас устраивает «спиритические сеансы»

26 МАЯ.

Воскресенье. Мы поехали в Саттон после обеда, на чай с закусками к мистеру и миссис Джеймс. Аппетита у меня не было, ибо я плотно подкрепился в два часа, и весь вечер нам испортил маленький Перси, единственный их сын — по моему скромному мнению, совершенно испорченный ребенок.

Несколько раз он подходил ко мне и намеренно лягал меня по ляжкам. Один раз это было так больно, что слезы выступили мне на глаза. Я тихо укорил его, но миссис Джеймс сказала:

— Прошу вас, не отчитывайте его; я полагаю, что строгость с маленькими детьми вредна. От нее у них портится характер.

Тут крошка Перси оглушительно завопил и, когда Кэрри попыталась его успокоить, он ее шлепнул по лицу.

Это так мне не понравилось, что я сказал:

— Я иначе себе представляю воспитание детей, миссис Джеймс.

Миссис Джеймс сказала:

— Каждый воспитывает детей по-своему — ваш сын Люпин, кстати, тоже не образчик совершенства.

Некто мистер Маззини (как видно, итальянец) тут взял Перси на руки. Перси стал вертеться, брыкаться и вырвался от мистера Маззини с криком:

— Я тебя не люблю! У тебя грязное лицо!

Очень милый господин мистер Биркс Душкин обнял ребенка и сказал:

— Поди-ка сюда, я тебе кое-что покажу.

Он отделил хронометр от цепочки и сделал так, что часы пробили шесть раз.

К совершенному нашему ужасу, ребенок выхватил у него часы и бросил об пол, как будто это мячик.

Мистер Биркс Душкин был весьма любезен и сказал, что без труда сумеет вставить новое стекло, механизм же, он надеется, не пострадал.

Однако, как несходны люди в своих суждениях! Кэрри нашла, что у Перси скверный характер, но этот недостаток совершенно искупается его внешностью, ибо он — по ее мнению — чудо как хорош собой.

Возможно, я и ошибаюсь, но я, по-моему, в жизни не видывал ребенка более уродливого. Таково мое скромное мнение.

Мастер Перси Эдгар Смит Джеймс

30 МАЯ.

Не знаю, отчего это так происходит, но я всегда без всякой радости предвижу визиты миссис Джеймс (из Саттона) в наш дом. Скоро она опять приедет к нам на несколько дней. Сегодня утром, перед уходом моим на службу, я сказал Кэрри:

— Знаешь Кэрри, душа моя, я был бы рад, если бы получше относился к миссис Джеймс.

Кэрри ответила:

— Вот и я тоже, мой милый; но поскольку мне годами приходится мириться с Таммом, а он так пошл, и с Туттерсом, который хоть и мил, но так несносно скучен, то думаю, мой друг, придется уж нам потерпеть редкие визиты миссис Джеймс, у которой в одном мизинце больше ума, чем у обоих твоих приятелей во всем их теле.

Меня так поразил этот внезапный выпад против моих любимых старых друзей, что я даже не нашелся с ответом и, едва заслышав шум автобуса, ушел, поспешно ее поцеловав — несколько чересчур поспешно, и даже рассадив верхнюю губу о зубы Кэрри. Час целый потом мне было больно. Когда я вечером пришел домой, Кэрри была углублена в книгу о спиритизме, Флоренс Синглеет, под названием «Рожденья нет». Едва ли следует упоминать, что книгу эту ей прислала на прочтение миссис Джеймс, из Саттона. Поскольку она не могла говорить ни о чем кроме этой книги, остаток вечера я посвятил тому, что заменял коврики на лестнице, которые начали уж заметно протираться по краям.