Пыль встала над полом столбом и, крутясь, ударила медведей по очкам. Они закашлялись и отошли от задвижки.
— А ведь, — думал я, — очки у этого медведя еще не самое интересное. Интереснее то, что живет он в Бразилии, где никакие другие медведи не живут. А в Африке, например, медведей вообще нет. У нас же ими пруд прудить можно. У нас — и бурый, и гималайский, и белый…
Пыль наполняла помещение и, не находя выхода, набивалась в нос и в уши.
Приходилось подходить к задвижке и дышать, опускаясь на карачки.
— Как бы сейчас медведи не подошли, — думал я. — У них ведь не только очки, у них еще и когти в пять сантиметров.
Но медведи, начихавшиеся от пыли, залезли на бревна в центре выгула и дышали свежим воздухом.
Сидящие на бревнах, они очень напоминали медведей с картины Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу».
Я вернулся к опилкам и стал собирать их в бак, старательно трамбуя ногами. Затем вышел на улицу и перевернул бак над мусоркой. Но опилки из бака не высыпались.
— Слишком хорошо утрамбовал, — сообразил я и ударил баком по железному контейнеру. Опилки вывалились мне на ноги и наполнили резиновые сапоги.
Пришлось снимать их и, стоя в носках, стучать сапогами о контейнер.
Медведи всей семьей следили за мною через витрину.
— Чего? Интересно, что ли? — спросил я и махнул на медведей сапогами.
Лица в очках, смутившись, отступили от окна.
— Это что же?! Медведей сапогами пугать?! А ну упал-отжался!
Карен надвинулась на меня с тачкой, наполненной свежими опилками.
Я быстро поставил сапоги на землю и сунул в них ноги.
— Да вот, просыпал, случайно, а они смотрят.
— Развивай глазомер, солдат.
— Буду развивать.
— А вот тебе свежий субстрат!
Через пять минут пол зимника был покрыт свежими опилками, а дверь в него заперта. Карен подергала ручку за дверь и, убедившись, что та запета надежно, открыла задвижки.
Медведи сразу же, громко сопя, полезли в зимник.
Как только семейство скрылось в помещении, Карен снова опустила задвижки и отперла дверь выгула.
Я стал собирать огрызки, объедки и кое-что еще, а Карен мыла окна.
Время от времени я нагибался к задвижкам и видел, что медвежонок, прижав когтями пластмассового медведя, отгрызает ему последнюю лапу.
Карен заметила, что я наблюдаю за медвежонком и сказала:
— Его зовут Карл.
— Какое-то имя не бразильское.
— Он в немецком зоопарке родился.
— А родителей тогда как же зовут?
— Вольфганг и Барбара.
— Ну и ну!
— Ты, я гляжу, болтать любишь. Задание выполнил?
— Да.
— Каждое задание нужно выполнять как последнее в жизни. Так ли ты его выполнял?
— Нет. А разве это последнее задание? — удивился я.
Карен вздохнула и положила стеклоочиститель в ведро.
— Задание это, конечно, не последнее. Но расслабляться из-за этого не стоит. Сейчас пойдем к бабируссам.
К бабируссам я шел уже совсем по-солдатски, ать-два, ать-два! Хотелось запеть какую-нибудь солдатскую песню. Но я не решался. Боялся напугать животных.
— На пра-а-во! — скомандовала Карен.
Мы повернули и подошли к зданию, крыша которого напоминала раскрытую книгу.
— Стой, ать-два! Теперь ты должен весь превратиться во внимание. Превратился?
— Превращаюсь.
— Ты знаешь, кто такая бабирусса?
— Свинья, — ответил я. — Из Южной Азии.
— Правильно. Но, кроме того, она еще и опасное животное.
Рядовым входить к бабируссе категорически запрещается. Во избежание.
— Да я и снаружи постою.
— Постоишь. — согласилась Карен. — И помоешь окна бабируссника. Вода за углом.
Подхватив бак для мусора и метлу, Карен зашла в зимник.
— Чем же это свинья может быть опасна? — удивлялся я, набирая воду. — Она же не медведь все-таки. Почти домашнее животное. Хавронья.
Размышляя, я намылил окно, нащупал в воде стеклоочиститель и стал им водить по стеклу. Сверху вниз. Сверху вниз.
— Свиньи, в смысле уборки, лучше многих, — размышлял я. — У тигра, конечно, лучше не убираться. А у свиньи, у свинюшечки, у хрюшечки — можно.
Вдруг из глубины дома выдвинулась какая-то гигантская картофелина и прижалась боком к стеклу.
— Э! э! — постучал я стеклоочистителем. — Не пачкай стекла-то.
По картофелине, как по морю, пробежала мелкая дрожь. Она медленно повернулась, и я увидел картофельное рыло, усеянное белыми проростками, какие бывают у залежалых клубней.
Рыло хрюкнуло и со звоном ударило проростками в стекло.
Я шарахнулся в сторону. Стеклоочиститель упал в ведро. Оно повалилось и плюнуло водой в стену.
Окоченев, я слушал, как бабирусса молотит об окно клыками. Тук! Тук! Всего клыков было четыре.
Вдруг на картофельный бок опустилась желтая метла и отодвинула бабируссу от стекла.
Медленно я подошел к стене, поднял ведро и стеклоочиститель. Нужно было снова идти за водой.
— Медведи, на них хоть смотреть приятно, — думал я, — а эта — вся лысая какая-то. Шершавая.
Набрав воду, я продолжил мытье окна. Однообразные движения нагоняли сон. Сверху вниз. Сверху вниз.
Вдруг снова что-то зашевелилось в глубине и поплыло к стеклу. Теперь из темноты выдвинулись два рыла и прижались к нему ноздрями. Пятачки были такими огромными, что их правильнее было бы назвать червонцами.
Клыков теперь за стеклом было восемь.
— А вот как они этими всеми клыками по стеклу грянут!.. — подумал я. — Отойду лучше.
Я отошел, и свиньи тут же отодвинулись в глубину. Я подошел, и они приблизились. Я шагнул назад, и они шагнули назад.
— Смотри-ка, интересно как! — думал я, двигаясь то к стеклу, то от стекла. — Это они, наверное, территорию от врага защищают.
Мне стало смешно оттого, что бабируссы приняли меня за врага.
Вдруг хлопнула дверь, и из нее шагнула Карен с метлой наперевес.
— Зверям нервную систему расшатывать? А ну упал-отжался!
Опустив глаза, я стоял и горько раскаивался в своем поведении.
Я понимал, что зря, конечно, раздражал зверей. Кроме того, стекло осталось не домыто.
— Это, действительно, могло быть твоим последним заданием!