Многих посетителей такое поведение веселило. Некоторые специально раскрывали сумки и оттопыривали карманы:

— Боб, сфотографируй, как он мне в карман лезет. Смотри, смотри! Во, дает!

Но вряд ли также будет восторгаться бразильский крестьянин, у которого тамарины начнут воровать бананы и гуаяву. Нет, не будет он кричать: «Во дет!» и фотографироваться с тамарином на память. Скорее всего, он достанет ружье и прихлопнет грабителя на месте.

Так что, полная свобода полусвободным тамаринам пока не светит. Было, правда, интересное предложение — платить крестьянам за убытки, нанесенные обезьянами. Но ведь сначала крестьянина попросят доказать, что бананы его съедены именно джерсийскими тамаринами.

Можно предположить, что ответит он на такой вопрос. В том-то и дело, что ничего не ответит. Возьмет молча свое ружье и прихлопнет тамарина как таракана.

И крестьянина нельзя не понять. Хотя одобрить сложно.

Вот к каким неожиданным и печальным выводам пришел Кумар. Три недели он ходил за тамаринами, ожидая, не вступят ли они в какие-нибудь отношения с посетителями? И когда такое случалось, Кумар обращался к вступившим в отношения с просьбой назвать свое имя, адрес и, что интересно, национальность.

Замечательно, что посетители Джерсийского зоопарка, хоть и удивлялись таким вопросам, но все что надо рассказывали. Даже давали телефон — на тот случай, если понадобится дополнительная информация.

Когда нужные данные для курсовой были собраны, их следовало обработать на компьютере.

До приезда на Джерси я с работой на компьютере знаком не был. А тут вот познакомился. Возможности этой машины меня потрясли, потому что оказались намного выше моих собственных.

Начиналось все трудно. Каждый день работы с компьютером превращался в битву круглой головы с квадратной.

Со страхом я нажимал кнопки и в любой момент ожидал от компьютера какую-нибудь подлость. Он мог запросто отключиться в самый разгар работы или моргнуть синим глазом и сообщить, что произошел внутренний сбой. Другими словами это означало, что работы сделанной за неделю больше нет и ее нужно начинать сначала.

И хотя у компьютера был только один глаз, в такие моменты его очень хотелось этого глаза лишить. Чтобы не моргал, когда не надо.

Я восстанавливал свою уничтоженную курсовую раза три. И с каждым разом делал это все быстрее.

Заметив мои успехи, сокурсники стали просить, чтобы я восстановил и их курсовые. Вдруг меня стали называть «спецом».

— Да что вы! — возражал я. — Какой я спец? Я в компьютерах ничего не понимаю!

— Мало того, что «спец», а еще и скромный, — хвалили меня.

Только я что-то никогда скромных спецов не видел. Мастера бывают скромные, а спецы — никогда.

В последние дни курсов меня стали поднимать по ночам и просить, что-нибудь сделать с «зависшим» компьютером.

— Да что вы! — отвечал я. — Какие компьютеры? Ночью спать надо!

— Назвался груздем, — говорили сокурсники из-за двери, — полезай в кузов.

— Кто назывался? Я назывался?

— Ты не спорь, — говорили сокурсники, — ты иди на нужную кнопку нажимай.

А я не знал, какая нужная. Но часто я случайно нажимал именно нужную кнопку и компьютер «отвисал».

— Ты запомни, на что жал, — советовали однокурсники, — пригодится.

Только запомнить этой удивительной кнопки я так не смог.

24

Я все обижался: других зовут на званые обеды, а меня нет.

И вдруг на тебе, пригласили.

— У нас вечером дома парти будет, — сказал мне Крис. — Я тебя приглашаю.

— Спасибо, — говорю. — А кто еще из гостей будет?

— Никого. Зачем кто-то еще? Нам и тебя хватит. Только ты скажи, что ты кушать любишь?

— Ты, — говорю, — Крис, не обижайся, только я — вегетарианец.

— То-то я гляжу — худой.

— Точно. Мяса не ем. Но молоко пью. А еще люблю брынзу.

— Так я тебе макароны с сыром сделаю. Будешь макароны с сыром?

— Ну что ж, — говорю. — Буду.

— Подходи часов в шесть прямо сюда. Отсюда на обед и поедем.

Для такого события хотелось приодеться. Надеть костюм или хотя бы пиджак. Я вспомнил, что пиджак есть у Томи.

— Томи, — сказал я. — у тебя, кажется, пиджак есть?

— Почему «кажется»? Есть пиджак.

— Дай на вечер, меня тут на обед пригласили, надо бы выглядеть прилично.

— Не могу. Сегодня пиджак Наянго одевает. Он раньше тебя попросил.

— Ему зачем?

— Сегодня будут того фальшивого нигерийца судить, а Наянго хочет поддержать человека в трудную минуту.

— Ладно, — думаю, — если такое дело. Пойду без пиджака.

Без пяти шесть я подошел к Птичьему отделу.

А через пять минут вышел Крис.

На нем был старый свитер с узором из разноцветных треугольников и залатанные джинсы с махрами. Он был похож на сказочного великана, который ушел в хиппи.

Крис ел бутерброд с творогом.

— Перекусываю, — сказал он, подойдя, — могу поделиться.

— Я лучше обеда подожду.

— Правильно, не перебивай аппетит. Сейчас уже поедем. Только бутерброд доем.

— На чем же поедем?

— Да на машине. На моем «Жигуле».

Удивительно было услышать здесь такие русские слова. Но еще удивительнее было ехать на «Жигулях» по английским ландшафтам.

Родной запах клея и дерматина никак не совпадал с тем, что виднелось за окном. Органы зрения утверждали, что я за границей. Чувство обоняния настаивало на том, что я все-таки дома.

Чтобы отвлечься от этого внутреннего конфликта, я стал смотреть, как Крис рулит и жмет на педали. Но зрелище это было страшноватое.

Крис заполнял собой маленький салон «Жигулей» настолько, что было непонятно, где его рука, а где ручка переключения скоростей. Его сидение было опущено до самого пола, и все же он упирался головой в потолок, проминая дерматиновую обтяжку.

Зеркал заднего вида Крис не видел. Их закрывали колени.

На поворотах правый локоть Криса проплывал перед моим носом, и мне приходилось отклоняться на спинку.

— Как машина? — спросил я, когда мы выехали на прямой участок шоссе.

— Машина ездит, — ответил Крис, — вот что главное. А большего и не нужно.

В этот момент за окнами появились многоэтажные жилые здания. Локоть еще раз проплыл перед моим лицом, мы повернули и остановились.

Я вышел из машины сразу, а Крис еще с минуту возился в салоне. Наверное, разбирал, где руки, а где дверные ручки.