Бандиты, незаметно подкравшись с противоположной стороны крыши, влезли на кромку, выходящую к внутреннему двору, и немедленно начали атаку. В защитников Лупанария полетели копья и стрелы. Враги метили исключительно в мужчин — и на таком близком расстоянии неминуемо попадали в цель. Первое же копье угодило широким наконечником в спину Веттию и наклонно вошло в грудную клетку. Привратник под тяжестью удара подался вбок, и наконечник, пронзив легкие и диафрагму, на глазах ужаснувшейся Фабиолы вышел спереди, прорвав на животе тунику. Колени Веттия подогнулись.
— Нет! — закричала Фабиола.
Веттий, тщетно пытаясь выговорить хоть слово, с шумным вздохом осел на землю, выпустив из рук дубину; кровь мгновенно пропитала тунику и разлилась лужей под телом. Неверной рукой пытаясь дотянуться до древка, торчащего из спины, привратник закрыл глаза. Даже при его силе с такой раной не повоюешь. Ему оставалось лишь истекать кровью и ждать смерти.
Фабиола в панике оглядела двор. Бандиты Сцеволы сыпали с крыши стрелами и копьями, по-прежнему целя в тех, кто мог сражаться. Веттий и еще трое лежали на земле — кто раненый, кто убитый. В нескольких девиц попали шальные стрелы, над двором повисли истошные вопли, только усиливая ужас тех, кто еще оставался жив. Кухонные рабы со стонами и воплями сбились в жалкую кучку, и лишь один Катий, схватив упавшее на землю копье, запустил им обратно в кого-то из громил, засевших на черепице. Ободряющие крики Фабиолы ничего не меняли — и неудивительно: рабы никогда не держали в руках меч, а уж владеть им не умели и подавно. Двор на глазах превращался в место кровавой бойни, напоминая виденные ею поля сражений, и казался девушке уменьшенной копией Алезии — не хватало лишь мух и стервятников. Впрочем, к завтрашнему дню недостатка в них не будет, сходство станет полным.
Теперь бой вели только Фабиола с Бенигном и трое стражников, однако против обстрела они были бессильны, оставалось лишь прятаться за телами и, временами подбирая вражеские копья, пускать их обратно в бандитов. Этого было мало: головорезов на крыше насчитывался уже десяток, а защитники потеряли еще одного бойца. Фабиола видела, что в коридоре кто-то уже раздвигает наваленные тела, и вскоре из обеих дверей во двор повалили новые враги.
Указав на них остальным, Бенигн придвинулся к Фабиоле.
— Пора? — с непривычной для него тревогой спросил он.
У девушки пересохло во рту, по коже прошел озноб. В руке Бенигн сжимал неизменную дубину, вымазанную кровью и мозгами, поверх которых налипли волосы. Стоит Фабиоле кивнуть — и слой крови и мозгов станет еще толще. Чувствуя, как предательски подкашиваются ноги, она набралась мужества для ответа, как вдруг сзади кто-то крикнул — последний из охранников, защищавших вход, упал, пронзенный мечом, за ним показался Сцевола. Фугитиварий даже не нагнулся вытащить меч из упавшего тела. Не сводя глаз с Фабиолы, он сомкнул большой и указательный пальцы правой руки в кольцо и, облизнув губы, указательным пальцем левой несколько раз плавно ткнул в образовавшееся отверстие. Жест вышел вполне красноречивым.
— Я пообещал, что дам попользоваться тобой всем своим парням, — крикнул он. — По очереди, конечно!
Фабиола больше не могла выносить нарастающего страха. Уж лучше смерть, чем этот подонок, не говоря уже о его подручных.
— Да, — кивнула она Бенигну, выпуская из рук гладиус. — Пора.
Бенигн поглядел на хозяйку испытующе, словно проверяя ее решимость, и вновь поднял дубину.
— Повернись спиной, госпожа, — тихо велел он. — И закрой глаза.
Фабиола повиновалась, стараясь не думать о том, что последует дальше. Перед глазами вспыхивали фрагменты былого, по большей части печальные. Вся жизнь прошла без толку, совершенно напрасно… Напоследок пришло единственное радостное воспоминание: Ромул, с довольной улыбкой сообщающий ей, что Гемелл послал его с письмом к самому Крассу. «Митра, — в слезах взмолилась она, — пусть Ромул будет жив и здоров! Дай ему долгую жизнь! Более счастливую, чем у меня!»
Сзади послышался резкий выдох и что-то тяжелое упало на землю. Озадаченная тем, что еще жива, Фабиола обернулась: Бенигн по-прежнему стоял сзади, из правого бицепса торчала стрела, на плитах двора лежала выпавшая из его руки дубина.
— Прости, госпожа, — выговорил он, пытаясь неловко дотянуться до дубины левой рукой, как вдруг две прицельно пущенные стрелы вонзились ему в ноги. Взревев от боли, привратник умудрился-таки поднять оружие.
— Подойди, — выдавил он. — Я ударю.
Вытирая слезы, Фабиола шагнула вперед — и события вдруг посыпались с чудовищной быстротой. Позади Бенигна возникли люди в доспехах, чьи копья и мечи разом обрушились на стражника, и он с виноватым лицом осел на землю. Оставшаяся без единого защитника Фабиола замерла на месте, видя, как полтора десятка бандитов рассыпаются по двору и, не обращая внимания на запуганных кухонных рабов, принимаются сдирать с девиц одежду. Женские крики и вопли их лишь подстегивали. Ударами или угрозами заставляя жертву умолкнуть, они уже валили визжащих женщин наземь и тут же раздвигали им ноги. К горлу Фабиолы подкатил комок, она в полузабытьи смотрела, как перед ней возникли двое громил, убивших Бенигна, с плотоядной ухмылкой на физиономиях. Девушка машинально подняла руку, чтобы их остановить, и они, утробно захохотав, лишь подступили ближе.
— Не трогать! — раздался знакомый голос. — Она моя!
Громилы расступились, между ними появился Сцевола, донельзя довольный собой.
— В этот раз не сбежишь, — прорычал он. — Готовься, удовольствие будет долгим. Еще успеешь взмолиться о смерти.
У Фабиолы вдруг голова пошла кругом, ноги подкосились, и она, теряя сознание, мягко свалилась на тело Бенигна. Сквозь полузабытье до нее еще донесся голос фугитивария:
— Несите ее в комнаты, на постель. Трахать — так с удобствами.
И Фабиолу окончательно объял мрак.
* * *
Дорога к Лупанарию показалась Ромулу длиннее любого военного похода. Затылок пульсировал болью, и, протискиваясь сквозь толпу, Ромул держал в голове лишь одно имя. Фабиола. После десяти лет разлуки он наконец знал, где его сестра, и знал, что должен ей помочь. Только эта мысль да секира Тарквиния, на которую юноша опирался как на костыль, давали ему силы идти. Каждый раз, как только мальчишка-оборванец замедлял шаг, Ромул жестом нетерпеливо гнал его вперед, молясь Митре лишь об одном: добраться до Лупанария, не рухнуть по пути, найти силы на следующий шаг, и еще на один… Он даже радовался, что не прикончил Гемелла: так он мог показать богу-воителю, что он честный воин. Правда, поможет ли Митра — неизвестно. От сомнений Ромула временами охватывала паника, и он заставлял себя идти вперед. Дыши, говорил он себе, дыши глубже. Вспоминая способ, которому еще в лудусе его научил Котта, он набирал воздух в грудь, одновременно считая удары сердца. Один. Два. Три. Четыре. Задержать. Теперь выдох. Раз. Два. Три. Четыре. Он повторял последовательность вновь и вновь, пытаясь унять нарастающее в груди беспокойство.