Book.

– И ты взял?

– Сперва я не хотел брать, потому что не знал, каким образом смогу отдать. Но он почти насильно всунул деньги мне в руку и сказал, что я их могу вернуть, когда захочу, и что не стоит из-за этого беспокоиться.

– И ты взял?

– Боже мой, он же от души дал их мне в долг.

– Так. И с тех пор вы сделались друзьями, не так ли?

– Да, он же мне оказал услугу…

– Бьюсь об заклад, – уверенно сказала Мари, – что с этого времени жизнь у хозяев стала тебе казаться трудной, ты заметил, что тебя заставляют слишком много работать, что скучно сидеть за работой, а не проводить время в забавах. Бьюсь об заклад, что каждый раз, когда он тебя видел… А вы, между прочим, часто виделись?

– Почти каждый вечер, в местах, которые он сам назначал для свиданий.

– Да, понятно, – втихомолку! И каждый раз он говорил тебе: «Эх ты, простофиля, работаешь как проклятый; разве в твои годы надо так много работать? Разве ты не можешь хоть немного освободиться?»

– Удивительно! – озадаченно сказал Пьер. – Откуда ты это знаешь?

– Видишь, – улыбнулась девочка, – я умею угадывать. Потом он еще говорил тебе: «Когда они будут тебя ругать, скажи, что ты работаешь вполне достаточно за то, что получаешь».

– Откуда ты все это знаешь, Мари? – снова спросил Пьер. – Как будто ты была при этом…

– Погоди, я тебе еще больше скажу. Он заставлял тебя подробно рассказывать все, что говорил Рош и другие хозяева; а потом он все это переворачивал в дурную сторону, так, что это должно было раздражать тебя и внушать тебе ненависть к твоим хозяевам. Не так ли?

– Как странно, что ты все это знаешь, – повторил мальчик. – Может, он и тебе говорил то же самое?

– В том-то и дело, что он мне часто говорил то же самое, поэтому я сразу и угадала; но есть разница: я слушала его слова, но не обращала на них внимания. А когда он с тобой говорил таким образом, ты думал про себя: «Он прав!», и раздражался, не хотел больше работать, а на любое слово хозяина отвечал грубостью. Скажи, разве не так?

Пьер помолчал немного, а потом откровенно сказал:

– Да, так…

– Я это знала, но…

– Но это не из-за него, – прервал Пьер, – меня обвинили в краже.

– Ну, кто знает? – возразила девочка. – Если бы я не была предусмотрительна, он не раз подстроил бы мне такую вещь, и мне кажется, если припомнить все… Знаешь, Пьер, – серьезно продолжала она, – этот Грибью – злой, плохой мальчик. Он злится на нас за приключение в лесу и никогда нам его не простит. Когда он понял, что не в состоянии подставить меня, он изменил свое поведение, стал подталкивать барышню мучить меня… Ты его послушался и переменил свое поведение, а теперь у тебя неприятности, и ты хочешь уйти… Это он навел тебя на эту прекрасную мысль, не правда ли?

– Да, наверное, – признался Пьер.

– Ах, разве это тебе поможет! Знаешь, что скажут, когда ты уйдешь? Что ты кругом виноват, что тебе стало стыдно и что ты проявил свой дурной характер, покинув свой дом, оставив мать… А Грибью будет потирать руки от удовольствия, радуясь удачной мести… А что будет с тобой? Ты сам говоришь, что не знаешь, куда пойдешь и что будешь делать… Так ведь?

– Ты права, – сказал Пьер, – но все эти люди, которые говорят…

– Пусть их! – перебила его девочка. – Пусть говорят, если твоя совесть чиста! Надо им показать, что они сами не знают, что болтают. Слушай, Пьер! – продолжала она серьезным тоном, как уже несколько раз случалось в продолжение этого разговора. – Я сама в затруднительном положении, и ты должен помочь мне выбраться из него; ты это сделаешь?

– А что?

– Обещай мне, что сделаешь, – настаивала она.

– Да, даю тебе слово, – послушно сказал мальчик.

– Мне неприятно, что из-за Грибью тебя считают скверным мальчиком. Обещай мне, что никогда больше не будешь разговаривать с ним, слышишь, никогда!..

– Никогда, – пролепетал Пьер.

– Правда, он тебе одолжил деньги. Надо их вернуть.

– Ты гордишься передо мной, а с Грибью ты так не делал! Выходит, ты любишь Грибью больше, чем меня, – сказала Мари.

– Но…

– Глупенький, у меня же есть деньги! Подожди… – тут в темноте послышался легкий звон монет. – Вот возьми. Ну, бери же!

– Нет, – сказал уже успевший прийти в себя Пьер, – мне не нужны твои деньги; ты сама слишком нуждаешься.

– Я?.. Нет, у меня же остается еще столько, что мне хватит месяца на два. А до тех пор, не сомневайся, появятся и другие… Возьми же!

– Нет, не возьму, – с достоинством повторил он.

– Ах так! Ты гордишься передо мной, а с Грибью ты так не делал! Выходит, ты любишь Грибью больше, чем меня.

– Не говори так, Мари!..

– Почему же не говорить – ведь это правда. Ты меня совсем не любишь… Тем хуже! Я очень хотела бы дружить с тобой. Но ты кроме Грибью никого знать не хочешь…

– Да замолчи же! – с нетерпением воскликнул Пьер.

А Мари продолжала, как будто бы ничего не слышала:

– Да, тем хуже, потому что я знаю, что Грибью не оставит меня в покое, он будет вредить мне, где и как только может… Я и думала: Пьер, этот славный мальчик, будет моим защитником. Да, я правда так думала. Но ты не хочешь, ты боишься Грибью!..

– Боюсь? Что ты говоришь! – воскликнул Пьер. – О, если дело идет о твоей защите, то пусть только сунется! Пусть попробует! Он увидит!..

– Как сегодня, да? – спросила девочка, взяв его за руку.

– Да. Ты мне обязательно должна сказать, слышишь? Непременно должна предупредить меня… Все равно, он или другие, и даже те, кто больше и сильнее!..

– Значит, ты тоже хочешь дружить со мной? – нежно спросила девочка.

– Конечно, глупенькая!

– А не с ним? Тогда…

И она насильно вложила деньги в его руку.

– Ну хорошо, – воскликнул Пьер, – я возьму их, но обязательно отдам тебе, слышишь?

– Еще бы, я не сомневаюсь. Только дай мне слово, что не скажешь никому, даже матери, что это я дала тебе деньги в долг. Я не хочу, чтобы об этом знали.

– Даже матери нельзя? Это будет трудно…

– Ну хорошо, если хочешь, только своей матери, но чтобы она больше никому об этом не говорила.

– Не беспокойся.

– А теперь, – сказала Мари, потащив его к выходу из башни, – пойдем!

– Куда же? – спросил мальчик, с трудом заставляя себя следовать за ней.

– Что тебе за дело? Идем!.. – и, спускаясь с развалин, она заставляла его бежать так быстро, что он спотыкался на каждом шагу и приговаривал: