Викинги одобрительно заворчали.
– Порвем их на кустки! – заявил Медвежья Лапа, растопырив пальцы. – Сожрем их вот так! – Отхватил кусок ящерятины и заработал челюстями.
– Я сказал, что слышал, – смущенно пробормотал Торд. – Ты знаешь, ярл, мой меч не прячется в ножнах, когда дело доходит до жатвы воинов.
– Я не сомневаюсь в тебе, Сниллинг! – Хрогнир хлопнул Торда по спине. – И ценю твою мудрость. Но негоже тому, у кого на знамени красуется жеребец самого Одина, – ярл похлопал по своему мешку, – задабривать каких-то хилых божков. Нам ли бояться нежити! Да и не видели мы пока что ни их капищ, ни тех, кто им поклоняется.
Мешок оттягивал плечи, и без того обремененные оружием и броней. Потяжелел на шесть килограммов подкопченного мяса.
Все, что не съели, взяли с собой. Прихватили и зубы хищного динозавра. На память. Санёк тоже взял. Прикольная вещь.
Из куска содранной с головы ящера шкуры Медвежья Лапа сделал новый щит. А Торд посетовал, что нет возможности освежевать динозавра как следует и как следует обработать его шкуру. Заявил, что шкура эта легче и крепче бычьей, так что из нее можно и доспехи сделать качеством не хуже железных, а уж щиты получатся – замечательные.
Чем вызвал оживленную дискуссию: стоит ли задерживаться, чтобы использовать ресурс?
Диспут закрыл ярл, напомнив, что доспехи у всех и так неплохие, а время дорого.
Креке они вышли через три дня. За день до этого потеряли бойца. И убил его не хищный динозавр, а махонькая, сантиметров двадцать, не больше, змейка. Упала с ветки, укусила в шею. Хирдман умер через час. От руки ярла. Когда стало понятно, что – не жилец.
Их осталось тринадцать.
– Местные боги гневаются, – сказал Торд. – Надо принести жертву.
– Ты видишь святилище? – поинтересовался Хрогнир.
– Я вижу, – неожиданно для себя произнес Санёк. Он и впрямь увидел. Только что. Каменный идол торчал из мха и ухмылялся беззубым широким ртом. Викинги окружили уродца.
– На цвирга похож,– сказал кто-то.
– Сам ты на цвирга похож,– сварливо произнес Торд. – Здесь не черные альвы живут, а темнолесцы. Потомки людей и злых духов.
– Ванов, что ли?
– Злых духов, я сказал.
– Да какая разница, Сниллинг, чьи они потомки, – вмешался Кетильфаст. – Лучше скажи: чем их подкормить? Пары монет хватит?
– Думаю, серебро, а равно и железо они не приемлют, – авторитетно заявил Торд.
– Может, кровь? – предложил Свиди. – Тут много живности всякой бегает. Прибьем и губы ему кровью помажем. Ну как дома делали.
– А ты, Сандар, что скажешь? – Ярл повернулся к Саньку.
– Ну… Почему – я?
– Потому что это тебе он показался, – напомнил ярл. – И проход в этот мир тоже ты увидел. Может, увидишь и чем божков здешних задобрить?
– Сплясать, – брякнул Санёк первое, что пришло в голову.
– Что?!
– Сплясать, – уже увереннее проговорил Санёк. – Покажем ему то, чего он, я уверен, никогда не видел. Людей, которые радуются.
– А дренг дело говорит, – неожиданно поддержал Санька скальд. – Такого он точно не видал. Спляшем для него и споем, как для своих богов плясали. Окажем ему уважение, будто асу. Мелкие боги – тщеславные. Они такое любят.
Вот уж чего Санёк не ожидал. В его понимании танцы… Ну это танцы.
А эти… От такой пляски неподготовленный человек мог бы и заикой стать. Ритмичный грохот щитов, нарастающий слаженный рык тренированных глоток, распущенные гривы, высокие прыжки, мелькание стали в опасной близости от обнаженной плоти… И с каждой минутой рев – громче, прыжки выше, а сталь… Сталь уже не только мелькает. То у одного, то у другого танцора на коже вспыхивает алый росчерк…
Санёк прыгал и орал вместе со всеми. Он перестал обращать внимание на свист оружия вблизи лица и совсем не следил за тем, какие петли рисует его собственный меч. Главное – вовремя ударить рукоятью в щит и выплеснуть наружу то грозный утробный, похожий на львиное рычание крик, то яростный и короткий вопль, плотный, как удар шквалистого ветра и…
Опять то же ощущение, как во время появления рыжего гиганта. И снова – видение. Множество призрачных, роящихся, сотканных из вишневого и сиреневого света фигур. Метель духов… Недобрых духов. Жрущих духов! Распяленные рты, жадно растопыренные пальцы, выпученные глаза… Получи, гад! Очередной яростный вопль вырвался уже не впустую. Врезался в алчного призрака, и тот взорвался, разлетелся клочьями, как воздушный шар от точного удара. Получи, зараза! Санёк выпрыгнул вверх, и белое пламя выметнулось вдоль клинка, разметав сразу двух бесплотных… На! На еще раз! Санёк кричал и хлестал мечом, забыв обо всем и обо всех. Вокруг клубился туман пораженных призраков. Оставшиеся уже не приближались – вились подальше от меча, но крик все равно доставал их, сбивал, расплескивал, обращал в цветной пар…
Очнулся Санёк на траве. Не способный пошевелить ни рукой, ни ногой. Горло горело огнем, стволы деревьев перед глазами качались и кружились. Взгляд с трудом сфокусировался на бородатом лице, черты которого разглядеть не получалось. Мутное пятно.
В глотку что-то полилось. Сначала обожгло, потом смягчило…
– Что… Где… Что…
Невнятный сип, но тот, кто поил Санька, все понял.
– Молчи, Сандар!
Ага. Голос знакомый. Торд Сниллинг.
– Лежи. Молчи. Спи…
Проснулся Санёк, когда стемнело. Горели костры. Над огнем кружили насекомые. Обожженные, они падали в пламя. Очень хотелось пить. И есть. Аж желудок сводило.
Санёк попытался сесть, и у него получилось. Тело было легким и бодрым. Как после холодного душа, хотя ночь стояла жаркая и душная.
– Пей! – Торд сунул в руку Санька флягу. Вода, сладкая и холодная, с привкусом меда. Санёк выдул флягу досуха. – Еще?
– He-а. Я бы съел чего-нибудь…
– Держи!
Мясо. Темная корочка снаружи, а внутри – сочная кровавая мякоть. Вку-усно!
Скальд выглядел усталым. На щеке бугрился подсохшей кровью свежий рубец.
– Что смотришь? – хмыкнул Сниллинг. – Твоя отметина.
– Я… Это… Извини!
– Да ладно! Пустое. Вот Торфи ты основательно порезал: бок до ребра вскрыл.
– Я… Не видел.
– Понятное дело, что не видел. Торфи сам виноват. Молодой. Не понял сразу, что ты в мир духов вошел. Порасторопнее надо быть. Не жалей его, Сандар. Заживет его рана.
Значит, в мир духов… Точнее не скажешь.