Измученные легионеры продолжали упорно преследовать побежденного противника. Для этого самому Цезарю пришлось убеждать их, и ему это удалось. Нельзя было дать врагам перевести дух, отдохнуть, перевязать раны, наесться досыта и утолить жажду. Победа, думал Брут, должна быть полной, иначе это не победа. Снова, в который раз, Цезарь вырвал победу из челюстей поражения, на сей раз используя выдуманную им самим тактику, какой не знала еще история войн.
Глотая теплую мутную воду из кожаного бурдючка, Брут усмехался.
Теперь оставалось лишь взять в плен Помпея, и гражданская война будет окончена.
* * *
Но сбыться этому было не суждено. В плен попало двадцать четыре тысячи рядовых легионеров, множество высокопоставленных офицеров и даже несколько сенаторов, но Помпей той же ночью сбежал почти со всем своим ближайшим окружением, в которое входили Петрей, Афраний и Лабиен, в прошлом — друг Цезаря и его надежный помощник во время галльской войны.
Назавтра, рано утром, Брут смотрел на поле боя с ближнего холма. Рядом с ним, ошеломленная, безмолвная, стояла Фабиола. Да, это сражение было не столь кровопролитным, как бой при Алезии, но и здесь погибло очень много народу. Под холмом лежали убитыми более шести тысяч республиканских легионеров; потери армии Цезаря составили свыше тысячи двухсот. А трупы союзников республиканцев никто и не считал; они валялись по полю, ничего не знача после смерти, так же как и в жизни. Небо потемнело от слетевшихся со всех сторон стервятников, орлов и других хищных птиц.
— И что, все эти трупы оставят тут разлагаться? — спросила Фабиола, у которой душа болела от этой мысли.
— Нет. Видишь? — Брут протянул руку. На равнине небольшие, по несколько человек, группы легионеров складывали множество ровных куч хвороста. — Похоронные костры, — пояснил он.
Фабиола закрыла глаза и, словно наяву, почувствовала смрад горящей плоти.
— Значит, все кончено?
Брут тяжело вздохнул.
— Боюсь, что нет, любовь моя.
— Но ведь… — Фабиола указала на усеянное трупами поле. — Неужели все еще мало убитых?
— Потери ужасны, — согласился Брут. — Но и оптиматы так просто не сдадутся. Говорят, что они уже уплыли или вот-вот уплывут в Африку, где у республиканцев тоже большие силы.
Фабиола кивнула. Провинция Африка была единственным местом, где Цезарь потерпел решительную неудачу. Год тому назад Курион, бывший трибун и верный союзник Цезаря, допустил глупейшую ошибку, позволив заманить себя далеко от побережья в бесплодную глубь страны. Там он и погиб вместе со всей армией под ударами кавалерии царя Нумидии, союзника республиканцев.
— Значит, еще одна кампания, — сказала она, горько сожалея, что кровопролитие будет продолжаться. И только когда наконец восстановится мир, она сможет вернуться к своим планам мести Цезарю. — Да?
— Да, — коротко ответил Брут. И добавил: — Но ты в любой момент можешь вернуться в Рим. Я позабочусь о том, чтобы у тебя была надежная защита.
Обрадованная этими словами, Фабиола поцеловала его в щеку.
— Я останусь с тобой, любовь моя. — Она все еще страшилась тех опасностей, которыми мог угрожать ей гораздый на жестокие пакости Сцевола. — А что будет дальше с Помпеем?
Брут нахмурился.
— Разведчики говорят, что он отделился от остальных и отправился на восток, к Эгейскому морю. А оттуда, я думаю, он поплывет в Парфию или Египет.
Фабиола вопросительно взглянула на любовника.
Этот человек так просто не сдастся. Он будет искать новую сильную поддержку.
— Неужели это никогда не кончится! У Помпея два сына в Испании. Они наверняка присоединятся к мятежу! — в отчаянии воскликнула Фабиола. — Африка, Египет, Испания… Неужели Цезарь сможет воевать сразу на трех фронтах?
— Конечно, — улыбнулся Брут. — И победит. Мне подсказывает сердце, а оно не ошибается.
Фабиола промолчала. Ее захлестнуло отчаяние. Если Цезарь и в самом деле способен победить так много врагов, значит, он величайший полководец, какого только знает мир. Неужели можно надеяться отомстить столь могущественному человеку? Брут любил ее, в этом она не сомневалась, но было маловероятно, чтобы он когда-либо согласился предать Цезаря. А шанс найти кого-нибудь другого у нее вряд ли появится. Фабиола печально смотрела на лежавшую внизу равнину, словно ожидая подсказки. Долго ничего не случалось. Но вдруг она увидела одинокого ворона, отделившегося от множества других птиц, паривших в потоках теплого воздуха, поднимавшегося от раскаленной солнцем земли. Фабиола долго, пристально наблюдала за ним. А потом ее осенило. Благодарю тебя, Митра, мысленно провозгласила она. Худший враг человека всегда скрыт в нем самом. И потому Брут со своими единомышленниками все равно останется ключом, с помощью которого она достигнет своей цели.
— Если он добьется успеха, — задумчиво произнесла Фабиола, — ему уже нельзя будет верить. Рим должен остерегаться Цезаря.
— Что ты имеешь в виду? — растерянно и даже сердито спросил Брут.
— Честолюбие столь высокоодаренного человека не знает границ, — ответила Фабиола. — Цезарь провозгласит себя царем.
— Царем?
Это короткое слово было ненавистно каждому римскому гражданину. Почти пятьсот лет назад жители Рима совершили самый величественный свой поступок — свергли и изгнали из города последнего монарха.
Фабиола знала еще одну жизненно важную для нее подробность.
Одним из главных героев тех событий был непосредственный предок Брута.
И сейчас она, ликуя в душе, заметила, как Брут внезапно побледнел.
— Этого не может быть, — пробормотал он.
Неподалеку от побережья Эфиопии, лето — осень 48 г. до н. э.
Ромул ударился о воду спиной. К счастью, в последнее мгновение он сообразил, что нужно задержать дыхание, но все же растерялся и чуть не запаниковал, когда тяжелая кольчуга потянула его в глубину. Очень скоро ему показалось, что легкие вот-вот разорвутся, и Ромулу потребовалось нешуточное волевое усилие, чтобы не позволить инстинктам взять верх и заставить его сделать попытку вдохнуть. Он нисколько не желал умирать с грудью, полной морской воды, а стремление выручить Тарквиния прибавило ему силы. Перевернувшись, Ромул энергично заработал ногами и выскочил на поверхность. К счастью, плавать в соленой воде оказалось легче, чем в пресной. Он сделал вдох, как только увидел небо. Никогда еще воздух не казался ему таким сладким. Протирая глаза, которые уже щипало от соли, он посмотрел в сторону дау, чтобы узнать, что происходит с его другом.
Но увидел одних лишь пиратов, приникших к борту. Кто грозил ему кулаками, кто натягивал лук или замахивался копьем.
— Стреляйте, глупцы! — орал Ахмед. — Быстрее!