– Ну хорошо. Это мы еще обсудим. Я приму окончательное решение позже. А пока… пока Наталья Петровна будет и.о. главбуха, чтобы этот участок не болтался без надзора. А сейчас – иные темы.
Совещание несется галопом. Мещеряков вываливает на подчиненных массу идей и прожектов, которые необходимо реализовать, чтобы встряхнуть «зарастающее тиной болотце». Супин едва заметно морщится, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, и думает о том, что этот молодой, да ранний бизнесменишка доведет, пожалуй, карандашную империю до ручки. Пока этого не случилось, он, Павел Иванович, должен выжать из ситуации максимальную, а лучше – баснословную пользу.
После совещания Наталья Петровна, поддерживаемая Полканом, вплывает в бух-столовку.
Бухгалтерши вытягивают в нетерпении головы. Супин холодно смотрит на Маню, которая опоздала на три с половиной часа и еще не успела включить свой компьютер. Маня же с удивлением разглядывает новые очки Павла.
– Новый генеральный директор нашей компании принял решение назначить и.о. главного бухгалтера Наталью Петровну Блинову. Поздравьте нашу коллегу, – Полкан изображает подобие улыбки.
– Но… а как же? А как же вы? – придушенно спрашивает Утка.
– А я, к сожалению, не смогу видеть своих прекрасных сотрудниц слишком часто. Увы, – вздыхает Супин. – Я занимаю кабинет на третьем этаже.
– Заместителя? – удовлетворенно спрашивает Ритуся.
– Да. На меня сваливается много новой, сложной работы, – скорбно выговаривает Полкан.
Все, кроме Мани, начинают поздравлять Павла Ивановича. Но он смотрит только на Голубцову и ждет ее слов.
Она подходит к Павлу и, всматриваясь в его лицо, произносит:
– Вы – загадочная личность, господин Супин. Очень загадочная.
Полкан морщится.
– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, госпожа Голубцова.
Он отворачивается от Мани.
– Наталья Петровна, пройдемте в мой, вернее, в ваш кабинет!
Проходя мимо пальмы, он вытягивает палец вверх:
– А что с нашей подопечной? Где ее макушка?
– Вы имеете в виду цветочки? – хмыкает Ритуся. – Завяли с горя и осыпались.
– Да, не могла же она цвести вечно, в самом деле, – бормочет Супин и отпирает дверь, с которой кто-то успел до начала рабочего дня сорвать бумажную полоску с печатью.
Когда он выходит из кабинета, оставив в нем охающую Блинову, то видит, что Манино рабочее место пусто.
– А что же Голубцова? Не успела прийти с опозданием на три часа и уже умчалась, – кидает он в пространство, изображая недовольство.
Рита и Елена Стефановна испуганно косятся друг на друга.
С Маней он сталкивается в коридоре. Она идет, опустив голову, и о чем-то сосредоточенно размышляет.
– Иди-ка сюда, – хватает ее Супин за руку и тащит к лестнице.
– Куда? Паша!
Он смотрит из-под своих шикарных очков странно, зло и тащит ее вниз.
Они пробегают по гулкому неуютному коридору в сторону складов. Затащив Маню в темную нишу, Павел хватает ее за плечи:
– Не смей так на меня смотреть! Я хотел все объяснить тебе дома сегодня. Я просто… ни в чем не был уверен.
Голубцова выворачивается из его рук.
– Можешь не оправдываться, я ни о чем тебя не спрашиваю.
– Нет, спрашиваешь! Не веришь, злишься.
– Злишься, по-моему, ты.
– Да, я злюсь, потому что противно чувствовать себя чертовым интриганом. Слышать гадкий шепот за спиной. Впрочем, плевать мне на остальных, но в твоих глазах я выглядеть мерзавцем не могу.
– А ты мерзавец? – Маня снисходительно смотрит на Супина.
– Это – бизнес. Всего лишь – бизнес. Звезды сложились так, что я смог избавиться от этого ярма – вечных указок и давиловки Бойченко. Знаешь, сколько лет я пашу на него в предвкушении манны небесной, которая все не спешит свалиться на мою голову?! Знаешь? Пятнадцать лет! Пятнадцать лет безукоризненной, рабской службы. И что взамен?!
Супин шипит, скорчив болезненную гримасу. Маня опускает глаза, не может смотреть в неузнаваемое, искаженное злобой лицо.
– Вся прибыль, все заработанные, отмытые, принесенные на блюдечке мною деньги он, как одержимый, вкладывал в расширение. Господи, как я ненавижу эти слова: расширение и развитие! Годами я подсчитывал, сколько домов, машин, поездок, прекрасных вещей проплыло мимо меня! Каждый новый филиал – это моя, понимаешь, моя квартира в Венеции, в Гонконге! Мой дом в Майами!
– Ты был в Майами? – хмыкает Маня.
Он снова вцепляется в ее плечи.
– Нет, я нигде не был! Потому что девять лет работаю без отпусков. Потому что дерьмовый ремонт делал два года, выгадывая на материалах. Я заслужил, потом и кровью заслужил то, что дали мне эти бандюки за ерундовые сведения о Бойченко, который тоже не ангел с крылышками. Не ангел, Маша! Ты пойми и не спрашивай меня об этой грязи, которую не нужно тебе знать. Ты слышишь?! Это не нужно пускать в нашу жизнь.
Маня пытается стряхнуть руки Павла.
– Прекрати меня трясти. И нашу жизнь невозможно разделить на настоящую и ту, что понарошку. Ты хочешь, чтобы я жила с тобой понарошку, надев розовенькие очки в золотой оправе?
Супин отшатывается, срывает с лица очки, тычет ими в Манино лицо:
– Да, это символ! Пока ты оплакивала тетку, я сидел в роскошном салоне оптики и тупо ждал, чтобы мне срочно, немедленно сделали очки, о которых только мог мечтать! Я заслужил их!! – взвизгивает Павел.
Маня берет из его рук очки, аккуратно надевает их на Павла, улыбается, глядя в его измученное горящее лицо.
– Паш, ну, заслужил и заслужил. Хорошо. Что ты так орешь и бесишься, будто я тебя осуждаю? Ты же не убил никого, в конце концов. Насколько подло ты поступил по отношению к генеральному, я тоже оценить не могу. Думаю, что не вправе вообще об этом судить. И генеральный мне никогда не нравился. Надутый и хитрый. Думаю, никакими страшными тайнами из вашего прошлого ты меня не удивишь. Не представляй меня святошей или дурой.
Павел вдруг набрасывается на нее, принимается целовать как одержимый.
– И тебя, Голубцова, я заслужил! Заслужил!
– Паша… родной… нас увидят, прекрати. Слышишь, грузчики совсем рядом ржут и матерятся, сейчас сюда пойдут… Ты кофту мне рвешь… Господи! Да оставь колготки, оставь… – Маня пытается схватить руки обезумевшего Супина. – Меня же никто не отнимает. Я с тобой! – вскрикивает она.
Он отпускает ее, тяжело дыша. Во взгляде появляется осмысленность, краснота сходит с лица.
– Да, ты со мной. И никому я не позволю что-то изменить.
* * *
Рита входит в квартиру, с трудом втаскивая сумки с продуктами. Она спешит порадовать дочку ее любимыми пирожными, за которыми пришлось ехать на Арбат, в знаменитую кулинарию «Праги».