– Ники, тетя Галя, как вы у меня?! – кричит она, снимая шубку. – Я страшно устала и есть хочу. Вы ужинали?
В коридоре показывается нянька. Вид у нее замученный.
– Ох, Риточка, а мы-то как устали. Общественным транспортом пилить из гимназии – это мука мученическая. Никочка расплакалась, когда ее в метро стиснули. И в маршрутке укачивало сильно. Нет, эта дорога ей не под силу.
– Господи, что же делать? – руки Риты падают, она смотрит на тетку беспомощно.
– Не знаю… Или водителя нанимать, или отдавать ее в школу поближе к дому.
– Да какие в этом районе школы?! – ужасается Рита.
– Ну, какие-никакие. Все лучше, чем девчонку в шесть утра поднимать. Она ведь так измучилась, что, как приехали, легла в постель и не просыпается.
Нянька берет сумки и тащит их на кухню.
– Она спит?! Тетя Галя, да что же я с ней ночью буду делать? Как ее подниму завтра в шесть? – негодует Рита.
Галя лишь машет рукой и отворачивается.
– Еще вот что… Я и сама не знаю, справлюсь ли, – нянька от неловкости почесывает то нос, то бровь, то хватается за подбородок. – Давление скачет – еле встаю утром. А тут ведь – готовка, уроки… И прибраться надо. Но главное, конечно, дорога. Она убийственная, Рита, поверь.
– Да верю я! Но утром ведь я отвожу ее. И потом, между прочим, сама весь день вкалываю.
Подбородок Гали начинает дрожать.
– Рит, и еще я не могу спать на кухне. Ну, ты сама посуди, в мои годы на раскладном кресле…
Нянька смахивает слезы.
Рита смотрит в замешательстве на Галю и не находит слов. Ничего она не может ей пообещать! Ритино положение после возвращения дочери оказывается значительно хуже, чем представлялось вначале. Вчера, подсчитав по-бухгалтерски дотошно все возможные расходы, Кашина поняла, что оставшихся средств ей будет едва ли хватать на шпильки, которые по «доброте душевной» посулил бывший муж. Поэтому Маргарита решила жестко экономить. Зачем девочке четыре секции? И нагрузка непомерная, и деньги на ветер. И без конного спорта проживет, не королевских кровей, поди. Тогда же Рита предложила няньке кухарить и прибираться за небольшую доплату: все дешевле, чем нанимать повариху и горничную. Но, похоже, ее план терпел полный провал.
В кухню входит заспанная надутая Ника.
– Пить хочу!
– Никуся! – бросается к ней Рита. – Вот, как раз любимый твой сок манго купила. И пирожные с шоколадным кремом. Через всю Москву за ними моталась.
Ника брезгливо смотрит на коробочку с пирожными, которую ставит на стол мама.
– Я такие уже сто лет не ем. Крем гадкий – терпеть не могу.
– Ну… ладно. Завтра другие куплю, какие скажешь.
– Я такие люблю, как повар наш Лелик пек. Таких ты не найдешь, они по тайному французскому рецепту.
Рита садится на стул, бледнея. Горло сжимает спазм. Она готова разрыдаться, завыть, обрушить гнев и боль… на кого? На кого ей обрушивать свою ненависть?!
– Ника, ты не младенец. И ты должна понимать, что прежняя жизнь, как у папы, закончена. Ты была у меня здесь не раз. Ела со мной и спала. И знала, как мы будем жить. Ведь главное, мы любим друг друга, не можем друг без друга!
Маргарита старается говорить сдержанно и вкрадчиво.
Ника сидит, болтая ногами, и разглядывает с брезгливой гримаской круглый телевизор на полке.
– Какой же страшный у тебя телевизор, ма. И стулья все облезлые – я только сегодня разглядела. Вот ты говоришь, что, как раньше, не будет. Но почему мы не можем жить у нас, почему? Папа ведь уехал жить за границу! Пусть отдаст нам дом!
Ника вскакивает, капризно сморщив лобик, готовясь расплакаться.
Рита обнимает дочку, гладит ее по шелковистым волосам, заглядывает моляще в глаза.
– Это его дом. Он будет еще туда приезжать. Может быть, продаст. Это нас больше не касается, Ники. И потом, мы никогда не сможем содержать такой огромный дом. Но у нас тоже будет свой уютный и дорогой дом, потерпи чуть-чуть.
Ника отталкивает ее.
– А сколько ждать?
– Ну-у… не знаю. Пару лет, – теряется Рита.
Нянька скорбно смотрит на нее, потому что прекрасно понимает, что и за десять лет Кашиной не накопить на приличное жилье для избалованной дочки.
– Все, мам, я спать хочу. И в школу не пойду ни за что! – выкрикивает Ника и выбегает из кухни.
– Это почему еще?! – бросается за ней Рита.
– Потому что меня будет тошнить на обратном пути в маршрутке. В вонючей бомжатской маршрутке!
Ника кидается на кровать, плачет, зарываясь в подушку.
– Ну хорошо, доча, обратно будете ездить на такси. Это мы потянем. Ники, это мы решим, я тебе обещаю. Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо, все! И бассейн, и конная секция, все будет по-старому. Верь своей маме.
Рита обнимает дочку, целует ее сжатые кулачки.
Когда Ника засыпает, Кашина тихонько поднимается с кровати, вытирает заплаканное лицо и идет в кухню.
– Да, Галя, – обращается она к няньке, хозяйничающей у плиты. – Придется решать эту ситуацию кардинально. И я, кажется, знаю – как.
Ее черные глаза горят отчаянной решимостью. Она идет в коридор и достает из сумочки небольшой листок. На нем записан номер телефона и имя: Сурен Бегян.
Через два часа Ритуся въезжает в ворота закрытого жилого комплекса на Ленинградском шоссе, проходит мимо консьержа, почтительно кланяющегося роскошной посетительнице. На пятнадцатом этаже, у открытой двери, ее ждет помощник Кашина: глаза его горят нетерпением и радостным возбуждением.
– Вы – отчаянная женщина, Маргарита, и это совершенно сводит с ума.
– Вы боитесь своего шефа даже на расстоянии нескольких тысяч километров?
– Нет, сейчас, увидев вас, я уже ничего не боюсь.
Он собственнически обнимает ее, противно дышит в лицо.
– Так пройдемте в дом и… пообщаемся?
– Пообщаемся, – шепчет Бегян и, втянув Маргариту в квартиру, захлопывает дверь.
* * *
На следующее утро Рита входит в приемную генерального и его зама. За Люсечкиным столом уже сидит новая секретарша: брюнетка с чувственным ртом и бюстом пятого размера. Она ощупывает Кашину ревнивым взглядом. Маргарита не остается в долгу, презрительно кривит губы.
– Денис Денисович занят, – манерно говорит секретарша.
– Я к Супину. Он у себя? – Рита кивает на правую дверь.
– Да, кажется, у себя, – теряет интерес к сопернице красотка и сообщает селектору:
– Павел Иванович, к вам посетительница.
– Бухгалтер Кашина по срочному делу, – подсказывает Рита.