Приходит в себя она только на улице. К ночи подмораживает. Мокрый асфальт покрывается тонкой ледяной коркой. Парень с девушкой спешат с цветами в руках в корпус, навещать больного.
– Удобно падать! Прямо-таки в нужном месте, – кричит парень, поскальзываясь.
– Конечно, грохнешься, переломаешься, а тебе, не отходя от кассы, квалифицированную помощь окажут, – хохочет в ответ девушка, крепко держа за руку провожатого.
«Помощь… Хорошее слово. Откуда ее ждать? Кому верить? Что делать и… как со всем этим жить?!»
Маня останавливается, переводя дух. Силы вдруг оставляют ее. Она не может заставить ноги повиноваться, облокачивается на лавочку и хочет отмахнуться от этого непонятного, ужасного, допекающего голову звука. Будто дрожащая струна вот-вот лопнет в мозгу. Но это не струна, не галлюцинация. Это вибрирует в Маниной сумке мобильный телефон. Голубцова смотрит на экран. Рита? Вот ведь как странно. Раньше бы она, не раздумывая, бросилась звонить Ритусе. Но все изменилось в эту зиму.
Да, земля сошла с орбиты.
– Алло, Рит, что ты хотела?
– О, как официально! Мань, чего ты, как неродная? Я хотела узнать, как Трофим, как устроились? Раз я главбухша, то теперь и позвонить подруге не могу, что ли? Я ведь действительно за вас переживаю.
– Все нормально, Рит.
– Ну, судя по голосу, Голубцова, все абсолютно ненормально! Ты вообще где и с кем?
– Я вообще на улице и совершенно одна.
– Маня, да что там у вас случилось?! – взрывается Рита. – Супин напал на Тосика из ревности?
– Нет пока. А ты думаешь, может?
– Конечно, может! – хмыкает Рита.
– А… убить может?
Рита затихает.
– Манька, ты шутишь или всерьез?
– И сама не знаю, Ритусь. Голова лопается. Такое ощущение, что я влезла в мрачную пещеру со средневековыми скелетами, которая казалась раньше миленьким уютным убежищем.
Рита снова выдерживает паузу, а потом говорит очень серьезно:
– Значит, так, Голубцова. Бери-ка ноги в руки и приезжай ко мне. Есть у меня к тебе разговор про пещеру со скелетами. А лучше так. Я подхвачу тебя где-нибудь по дороге, и посидим мы с тобой в кафе, на нейтральной территории. У меня тут тоже дома – не сахар.
Подруги встречаются в одной из кофеен на Тверской. Рита бросается к подруге, раскрыв руки.
– Манька, ну наконец-то мы вместе! Ты уж не обижайся на меня, я на работе веду себя как последняя баба-яга. И Тосика ни разу не навестила в больнице, бессовестная. Правда, у меня Ника та-акой подарочек я тебе скажу, – Рита закатывает глаза и шлепается на стул, хватает меню.
– Да ладно, Ритусь, мы и не говорили толком за зиму ни разу. Ты на меня тоже не обижайся. У тебя вон какие дела творились, а тут я со своей нагрянувшей любовью до помутнения разума.
– Это бывает, – снисходительно играет бровями Ритуся и заказывает у подошедшей официантки кучу десертов. В последнее время Кашина забросила все свои диеты и отменила жесткие правила. Только сладкое и жирное дает ей иллюзию комфорта и расслабления, что незамедлительно сказывается на стройных боках и лице. Ритуся округлилась, пополнела и стала выглядеть проще. И во взгляде ее появились обреченность и тоска.
Когда официантка отходит, она решительно наседает на подругу, требуя откровений. И Маня рассказывает ей о Розе. В ответ она выслушивает жесткий и правдивый монолог подруги о сделке Супина с Кашиным, об устраненном много лет назад коллеге при помощи несчастной жены и… Нет! О ночи с Павлом Рита не рассказывает. И о поцелуях, с которыми она обрушивается иногда на начальника в кабинете, заходя вроде бы по делу. С течением времени Павел дает настойчивой бухгалтерше все менее решительный отпор. Вчера вот она даже остановила его, чтобы он не содрал с нее брюки и не уложил страстную подчиненную на стол.
Покончив со своим выверенным до мелочей рассказом и отодвинув пустую креманку из-под пломбира, Ритуся откидывается на спинку стула.
– Словом, решай сама, Мань, что лучше: принимать все как есть, не строя иллюзий, и находиться рядом с этим притухшим вулканом, от которого не знаешь, что и когда ждать, или… или беги от него, как от чумы. Вот, собственно, и вся правда.
Маня сидит, растерянно раскинув руки, и смотрит на остывшую чашку с кофе.
– Почему ты мне не рассказала про эту историю с женой Супина раньше, как только узнала?
– А зачем? Ты любишь Полкана, счастлива с ним, ну и дай вам Бог!
– Но сама-то ты могла бы жить с убийцей и шантажистом?
Ритуся презрительно пыхает:
– Пфф, я именно с таким и жила! Тебе это прекрасно известно. Правда, ничего хорошего из этого не вышло, но… я кое-чему научилась у Кашина. Например, правилам торговли. Ты это называешь шантажом. Имеешь право. Мань, ты можешь мне не верить, но я действительно тебя люблю и желаю добра, потому просто заклинаю тебя, не рассказывай ты ничего Полкану! Не спрашивай. Вдруг он и вправду… того?
– Что того? – отчаянно смотрит на Ритусю Голубцова. – Убьет меня? Или тебя? А лучше – надоевшего Тосика: подсыплет в слабительный чай стрихнину руками сиделки. Ну, что молчишь?!
Рита ежится под ее страшным взглядом.
– Ничего, я так, Мань, с перепугу. Делай, что считаешь нужным. Я тебе рассказала все, что знаю.
– Да, спасибо, Ритусь. Ты подтвердила все слова Розы. И я совершенно не знаю, как с этим быть.
От усталости и непереносимого напряжения Маня, оказавшись в вагоне метро, проваливается в тяжелый и крепкий сон. Ей снится серая, чуть припорошенная снегом дорога, хмурые сугробы по краям и среди них – ершистые бурые кусты. Маня знает, что должна влезть в эти заросли и сорвать ветку примороженного репейника. Колючки лезут в лицо, царапают щеки, ладони. Но Маня должна, обязательно должна сорвать этот проклятый репейник. Она подбадривает себя каким-то ладным мотивчиком, чем-то душещипательным и сиропным, вроде песни Киркорова про «единственную», и прокладывает дорогу в кустарнике. Зачем он ей? Кто гонит ее в эти ощетинившиеся дебри? Репейник с силой впивается ей в щеку, и Маня, вскрикнув, просыпается.
Слева от нее сидит пожилая тетушка в пальто «букле». На шершавое плечо тетки Маня заваливается все время, что едет в вагоне. Тетушке надоедает эта болтанка, и она Маню грубо отпихивает.
– Я пела?! Пела в репейнике? – ошалело спрашивает Маня у тетки, разлепляя воспаленные глаза. Наконец, ей удается высвободиться из наваждения сна, и она оглядывается по сторонам. Супружеская парочка напротив делает вид, что Мани не существует в этом пространстве и времени. Они со скукой смотрят поверх ее головы…
Через час Маня открывает дверь в Алину квартиру и, кивнув изумленной «гестаповке», проходит в свою комнату.
Она тянется к городскому телефону, набирает номер Супина.