Утка всплескивает руками:
– О господи! Разве можно так неосмотрительно бросаться провокационными фразами в сторону демонических сущностей. Этого космос не проща…
– Помолчи ты, наконец, со своим космосом! – замахивается на нее Блинова.
– Короче, девки, туфта это все, а не проверка. Кто-то натравливает на нашу контору прикормленных следователей.
– Рейдерский захват? – догадывается Маня.
– Вот-вот, все умных слов понахватались. А по мне, что один генеральный, что другой – все одним миром мазаны, деляги! И всем им нужны простые работяги вроде нас с вами. Так что пережидаем бурю тихо.
Блинова хватает пластиковую папку и начинает ею обмахиваться.
– Постойте, то есть нашего Полкана могут за просто так, за честные глаза упечь в каталажку?
Манин возмущенный вопрос Блинова оставляет без ответа. Утка же философски замечает:
– Чужая душа – потемки. Что мы, в сущности, знаем об уважаемом Павле Ивановиче? Что он прекрасный главбух?
– Именно, – поддакивает Блинова. – Ничегошеньки мы не знаем. Как он там денежки прокручивал и в какие игры с генеральным играл. Не будь наивной, Мария!
– Конечно, это очень удобная позиция. Очень. – Голубцова садится за свой компьютер. Спиной к бабулькам.
Маргарите с третьей попытки удается вставить ключ зажигания в замок. Руки ее дрожат. Озноб сменяется жаром, и обезболивающее ничуть не помогает: голова будто наполняется клубком змей, жалящих надбровья, виски, глаза. Рита откидывается на спинку.
«Неужели я смогу это пережить?.. Да, смогу. Должна ради Ники. Ради нашего будущего. Кто бы на моем месте поступил иначе?! Кто?! Утка с Блиновой? Впрочем, разве они мне судьи?! Что они знают, что видели в этой жизни, кроме калькуляторов, бабьих сплетен, беззлобного понукания мужей? И Манька моя поймет, если узнает… А впрочем, нет… Даже она, святая простота, не примет этой лжи. Она тем более не простит…»
Рита растирает по щекам слезы и выхватывает из сумки мобильник, вызывает ненавистного абонента. На том конце трубку берут после первого звонка.
– Ты доволен?! Счастлив?! – яростно выкрикивает Рита.
– А почему я должен быть счастлив? – индифферентно высказывается собеседник после небольшой паузы. – Рабочий момент, ёлы, который будет стоить мне самого дорогого – дочурки.
– Дорогого?! Какой же ты ублюдок, какой же…
– Без тявканья! Ника все еще у меня, и в любой момент я могу наши договоренности прихлопнуть. К тому же я по-прежнему уверен, ёлы, что в теплой и сытой стране ей будет значительно лучше.
– Да, хорошо, – бессильно выдыхает Рита. – Когда ты привезешь ее? Когда я смогу хотя бы поговорить с ней по телефону?!
– А вот с этим, пардон, спешки быть не может. Надеюсь, за неделю вопрос с твоей… в смысле, уже МОЕЙ канцелярской империей утрясется, вот тогда…
– Но ровно через неделю ты летишь в Таиланд?! – Рита цепенеет.
– Да, и что?
– А то, что я не позволю себя обмануть! Я не верю тебе! И поэтому завтра же ты привезешь мне Нику и мы все оформим у юриста. Твой отказ от дочери! Только в обмен на него я помогала тебе в этом чудовищном преступлении.
Бывший муж снисходительно хмыкает.
– В нашем преступлении. В нашем, ёлы. И все будет так, как я решил. Веришь ты или нет. Поняла?!
Он взвизгивает так громко и неожиданно, что Рита едва не роняет телефон.
– Так что в следующий вторник, если обстоятельства будут благоприятны, наша девочка переедет на ПМЖ к маме. За что, зуб даю, она спасибо папе впоследствии не скажет. С папой спокойнее и фартовее. Ну да ладно! Матерей не выбирают. В отличие от жен, ёлы. Хоть в этом мы пока свободны.
– Довольно! – выкрикивает, рыдая, Рита. – Лекциями будешь кормить свою финансовую акулу со стальной челюстью! Пока она тебя окончательно не дожрет… Я не могу, пойми, не могу ждать до вторника! Времени мало, мы можем не успеть оформить документы!
Она вдруг меняет тон, начинает лепетать униженно, по-детски:
– Миша, умоляю, Мишечка! Давай все решим в эту пятницу. Времени совсем мало, вдруг мы не успеем со всеми этими формальностями? А за три дня твои люди, конечно, дожмут генерального. Он, я уверена, уже готов…
– До вторника, я сказал. До следующего вторника! – жестко выговаривает Михаил Кашин и дает отбой.
* * *
Бабульки до конца рабочего дня кудахчут по поводу неслыханных событий в их сонной до этого дня конторе.
В восемнадцать ноль-ноль подружки облачаются в верхнюю одежду.
– Манечка, седьмой час! Маня! – зовет Голубцову Елена Стефановна.
– Да оставь ты ее, Ленушка. Каждый по-своему переживает стресс. Марии хочется его забить работой.
– До свидания! – Маня оборачивается к бабулькам и доброжелательно машет им ручкой. – Я из принципа доведу свой отчет до совершенства и отправлю его на почту карателям с пометкой: «Получай, фашист, гранату».
– Ну и дура.
Блинова пожимает плечами и, махнув Утке, выходит из бухгалтерии. Утинская, пискнув: «До завтра, Манечка», – тоже покидает пределы унылой бух-столовки.
Маня с грустью смотрит на пальму. Кажется, ее листочки сегодня выглядят бледнее и апатичнее, чем обычно.
«Кто-то тебя теперь удобрит чайной заваркой?» – кивает Маня пальме.
– И кто, в конце концов, будет меня строить? – высказывается она вслух.
Маня вдруг понимает, что все то время, пока она работает с Супиным, воспринимает его строгость как условие безобидной игры. С уходом Полкана все в жизни Марии может измениться самым неожиданным образом. Дуракавалянию, смешкам и ошибкам без наказаний придет конец. И где тогда Голубцовой искать новую безопасную бух-столовку, к которой она, оказывается, не просто притерпелась. Да неужели прикипела душой? Нет, конечно, о фанатичной любви к месту службы Маня бы говорить не могла, но… Рита, бабульки, Супин с его показушной строгостью и несуразными очками, неподражаемая Люсечка, наконец, – все они уже стали главной частью ее жизни. Быть может, для кого-то жизни бестолковой и незначительной. Что ж? Наш «респект» аристократам, уплывающим вдаль на яхтах, и душевное «здравствуй» родным Полканам и Уткам. Таким, какие они у Мани есть.
– Голубцова?!
Растерянный голос Супина застает расчувствовавшуюся Маню врасплох. Она вскакивает и смотрит растерянно на шефа.
– Вы, собственно, что здесь?
– Я работаю… Хочу подчистить некоторые хвосты и постараться… э-э…
Маня видит, что Полкан не слушает ее, а изучает свою опечатанную дверь.
– Вы… вы? – мнется Маня.
– Я? Я забыл в кабинете свою любимую чашку. С зеленой каемочкой. Не могу, знаете ли, без этой каемочки спокойно жить.