И вот тогда следователю Викентьеву стало по-настоящему жутко.
2
– Слушай, заканчивай людей пугать, – сказал Бабкин, когда они шли по коридору. – Я думал, его кондратий хватит.
– А я думал, ты его хватишь по черепу, и на этом наше вмешательство в ход расследования закончится, – парировал Илюшин.
– Что я, дурак? Не стал бы я его бить. Хотя стоило бы. Инициативный придурок в следователях – кошмар всего отдела.
– Как его держат-то, интересно.
– Сынок чей-нибудь или племянник. Хотя, если Можайск… Может, у них с кадрами жестокая напряженка.
– В прокуратуре? – не поверил Илюшин.
– Ну, сомнительно, конечно.
Бабкин остановился и строго взглянул на Макара.
– Но ты все-таки прекращай. Даже мне не по себе стало. И вообще – ты долго собираешься обитать в шкуре бывшего студента? Я понимаю, ты продал душу дьяволу за вечную молодость, но надо же совесть иметь.
– Боишься, что мы скоро будем выглядеть как отец и сын? – ухмыльнулся Макар.
– Как два гея мы будем выглядеть, – парировал Бабкин. – Что неизбежно сузит круг нашей клиентуры.
Илюшин пренебрежительно отмахнулся.
– И заканчивай эти скачки туда-сюда, – настаивал Сергей.
– Думаешь, я нарочно?
– А что, нет?
– Да просто разозлился, – признал Илюшин. – Давно подобных экземпляров не встречал.
Бабкин вспомнил Викентьева и покачал головой. Молодой, обрюзгший, губа начальственно оттопырена, подбородок мешочком. Смехотворно маленький стаж (откуда взяться большому в таком возрасте), зато спесивая самоуверенность и скудоумие в комплекте. И кто пристроил поганца на такую должность…
– Кретин знатный, – согласился Макар, будто читая его мысли.
– И он будет заниматься нашим делом!
Илюшин рассмеялся.
– Ты чего?
– Нет, Серега, это не он будет заниматься нашим делом. А мы будем заниматься его.
Они остановились перед дверью.
– Сильно не терзай ее, – вполголоса попросил Бабкин.
Илюшин удивленно глянул на него.
– Ладно, извини, – Сергей поднял руки, словно сдаваясь. – Я просто не представляю, как он… Этот козел на нее орал… Я понимаю, что ты не… А, черт! – он ругнулся от души. – Все, работаем как работаем. Все как обычно!
– Серега, ты офигел? – осведомился Илюшин. – Что значит «как обычно»? Это твоя жена. Работаем так, чтобы вытащить ее из этой бодяги.
Он деликатно постучал.
– А если это Машка тетку прикончила? – пошутил Сергей.
Макар обернулся.
Бабкин и раньше поражался его способности смотреть сверху вниз на человека любого роста, в том числе того, кто на голову выше. Но на этот раз Илюшин превзошел сам себя, сумев заодно одним взглядом выразить всю глубину презрительного удивления.
– Какая разница? – холодно поинтересовался он.
Бабкин не нашелся что ответить.
За дверью послышались быстрые легкие шаги – Маша бежала встречать их.
3
Надо было честно и с благодарностью признать: кодекс Бусидо неожиданно помог. Когда энергичный нахрапистый следователь перешел на «ты» и попытался убедить Машу, что именно она убила Светлану Крезье, в памяти всплыла цитата: «В искусстве красноречия главное – умение молчать». У Маши было очень много слов на языке. Красноречивых и выразительных. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не швырнуть их в лицо этому человеку с глумливой ухмылочкой.
Она сумела промолчать. И как выяснилось, правильно сделала.
Спать не хотелось совершенно, возвращаться в Москву в середине ночи – тем более. Решено было задержаться до утра, а там смотреть по обстоятельствам. Пока же разбили лагерь, как выразился Илюшин, на его территории: в полупустом отеле он без всяких сложностей снял двухкомнатный люкс. Администратор встретила новых гостей такой ослепительно сияющей улыбкой, что Бабкин немедленно сделал зарубку на память: если тебе так улыбаются посторонние люди и при этом ты не принес им миллион долларов, не облагаемый налогами, значит, скорее всего, поблизости кого-то убили.
– Боятся в отеле дурных слухов, – заметил он. – Сейчас вокруг всех клиентов будут водить хороводы.
– С чего ты взял?
– С улыбки девушки на ресепшене.
– Да просто она отбеливание сделала позавчера, вот и не нарадуется, – пожал плечами Илюшин. – А на убийство ей начхать.
Макар ошибался. Про убийство вполголоса, прижимая палец к губам и делая круглые глаза, говорили все вокруг. Стены сочились шепотками: «Тсс! Ссссмерть! Сссстрашшшшно!» Испуганные горничные шарахались ото всех жильцов и отказывались заходить в номера поодиночке. Очень быстро коллективное бессознательное утвердилось во мнении, что убийца – мужчина.
– Я подозревала, что случится что-то нехорошее, – сказала Маша. – Но настолько…
Она устроилась на диване, поджав ноги по-турецки и обхватив двумя руками кружку с чаем. Плечи ее укутывал клетчатый плед. Под пледом Маше было жарко, но Сергей, который и выпросил его у горничных, строго заметил: «Ты сейчас в шоковом состоянии. Видела полицейские сериалы? Там на тех, кто в шоке, сразу накидывают плед. Так что сиди и не рыпайся».
– Они накидывают, чтобы свидетель никуда не убежал! – возразила Маша. – Плед очень тяжелый, в нем легко запутаться. А я не побегу.
– Кто тебя знает…
– Маша, почему ты ждала плохого? – перебил их Илюшин.
Он попытался было по старой привычке примоститься возле окна, но «Тихая заводь» не была приспособлена для людей, предпочитающих подоконники стульям. Подоконник в илюшинском номере оказался узким, как линейка, и, потерпев неудачу, Макар перебрался в огромное кресло.
– Ты ведь всего-навсего приехала на встречу одноклассников.
– …одноклассниц.
– Да, точно. Серега рассказал по дороге, что в школе у вас были не лучшие отношения. Но, понимаешь, обычно люди являются на такие встречи, смотрят на всех остальных и думают: «Ну и зачем я потратил на это время?» Или: «Хорошо, что съездил, даже отпетые уроды стали нормальными людьми». Или: «Все-таки люди не меняются. Иванов как был козлом, так козлом и остался». Понимаешь, о чем я?
– О том, что по прошествии стольких лет все эти подростковые трагедии утрачивают значение?
– Нет, они по-прежнему значимы. Но ты уже взрослая. Ты способна отстраниться от них.
Маша задумалась.
– Хочешь сказать, что-то сразу шло не так? – сообразил Бабкин. – И Машкина интуиция встрепенулась?
Илюшин кивнул.
– Это выразилось в ощущении, что случится что-то нехорошее. На самом деле, когда они встретились, что-то уже случилось.