– Отпусти-и-и-и! – простуженным баском вопила девочка, изворачиваясь и пытаясь пнуть полицейского ботинком. – Отпусти меня, га-а-ад!
– Эй, – высунувшись в форточку, окликнул Алекс. – В чем дело, папаша?
Полицейский поднял голову.
– Вы отец несовершеннолетней Огневой? У меня записан этот адрес: Гороховая, 57, квартира три.
– Ну да, адрес мой, но я не уверен в отцовстве, – высунувшись в соседнюю форточку, подтвердила голова Жорика. – А в чем дело-то?
– Если вы ее отец, то вам должно быть стыдно! – сердито загудел голос полицейского. Держа за шиворот орущую басом девочку, он втащил ее в подъезд. Через минуту в квартире затрезвонил дверной звонок, и Жорик распахнул дверь. – Ваша дочь нуждается в детском психологе или в ремне! – возмущался полицейский. – С самого утра она торчит в нашем отделении полиции, рыдает и пишет идиотским почерком признания в преступлениях. Мы каждый раз сажаем ее в детскую комнату полиции, кормим. Она жрет, как не в себя! И что вы думаете?! Эта ваша дебильная девочка там начинает рыдать, рассказывает, что боится своего приемного отца – светлого мага, и не хочет возвращаться домой! Этот чемодан свой таскает за собой постоянно и утверждает, что в нем ворованные ценности. Но там один мусор, ничего ценного! Мы ее выставляем из полиции, а она снова проникает внутрь, будто через стены просачивается! И так уже десять раз подряд! Но в этот раз – не пройдет, я ее на порог полиции не пущу! Пшла вон, домой, я сказал!
Девочка повернулась лицом к двери, и Жорик громко заржал.
– Это же Диня Ливченко! – ахнула Влада, увидав знакомое хмурое личико в обрамлении двух белых бантов.
– Магиструм жжет… – веселился ведьмак. – Нормально передать домового они не могли, надо было фокусы устроить. Но это зачет, это десять баллов! Проходи-проходи, – он втолкнул домового в квартиру.
– Г-где… Что со мной? – Едва Диня переступил порог, как начал приходить в себя, и его взгляд становился все осмысленнее.
– Доигрался?! Я тебя предупреждал! Светляки сцапали, а ты и не понял. Ты себя в зеркало видел?
Зрелище было впечатляющее: волосики Дини были заплетены в две жиденькие косички, на концах которых красовались два огромных белых банта. Короткая юбочка, блузка, в руках огромный черный чемодан, на котором мелом написано кривыми буквами: «УКРАДИНЫЕ ЦЕННАСТИ».
– Ох… – только и выдавил из себя Диня. – Ох…
– Ой, не могу, косички-то, косички, – визжала от смеха Муся Клопова, утирая слезы рукавом. – Кто на тебя школьную форму-то напялил, Ливченко?!
Домовой, плохо соображая, с удивлением оглядывал себя в зеркало прихожей, потом ойкнул и принялся срывать с туго заплетенных косичек белые бантики. Муся заливалась хохотом, снимая всю эту сцену на мобильный телефон.
– Доброе утро, Ливченко, – вздохнул Алекс. – Если бы не Владочка Огнева с ее бесконечной добротой, ты бы до конца света скромно подметал улицы Москвы, даже не вспомнив собственное имя. Не забудь сказать Огневым спасибо.
– Да спасибо, спасибо! – взвизгнул домовой. – И вообще, у меня тоже нервы! Отстаньте со своим ржанием!
Швырнув чемодан на пол, домовой бросился на кухню, чуть не сбив Владу с ног.
Спустя час нечисть веселилась в гостиной, а Диня все еще убивался на кухне. Утешать его пришлось Владе, поскольку утешальщики из Алекса или Гильса получились хуже некуда. Домовой, забившись в угол, отчаянно рыдал от стыда, размазывая слезы по щекам. И без объяснений Влада догадалась, что больше всего Диня переживал, что его унижение увидела Муся Клопова.
– Не надо так, – пыталась успокоить Влада несчастного страдальца. – Не стоит она того. У Муси одни тренды в голове, она никого не любит.
– Я ведь ничего не п-помню, – заикался от всхлипываний Диня. – Н-ну ничего… Только розами сильно п-пахло, как сдурел от них.
– А вот не надо было связываться со всякими хулиганами, – резонно отозвалась Влада. – У тебя же был выбор, чем заняться. А ты…
– Еще и ты будешь меня доставать?!
Домовой вскочил с пола и бросился к кухонным шкафам, начав хлопать дверками.
– Раз я никому не нужен, – всхлипывал с остервенением Диня. – То это легко решаемый вопрос. Плевать я хотел на насмешки, плевать.
На пол полетели мятые пакетики со специями, полупустые коробки из-под овсянки, спичечные коробки. Домовой схватил маленькую черную бутылочку, в которой плескалась жидкость, и принялся грызть пробку зубами.
– Ты чего делаешь, глупый?! – Владе пришлось приложить немало усилий, чтобы отнять склянку у домового. – С ума сошел?
– А мне лучше отравиться, чем так жить…
– Ты не умрешь, ты же нечисть, – строго напомнила ему Влада. – Зато будет потом живот долго болеть!
Она мельком глянула на то, чем собирался отравиться Диня, – бутылочка из-под микстуры от кашля с наклеенным на боку пластырем. На нем надпись черным фломастером: «Зелье отворотное! Темная магия, не трогать!!! Годность до 3078 г.».
«И чего только ведьмаки не держат у себя на кухонных полках. Лучше спрятать подальше от Диньки, чтобы не выпил», – подумав это, Влада сунула бутылочку в карман кофты. Похозяйничав на чужой кухонной территории, она заварила домовому зеленый чай с ромашкой из пакетика и долго наблюдала, как тот, шмыгая носом, постепенно успокаивался, отхлебывая из чашки.
Из гостиной тем временем все громче раздавались взрывы хохота.
«Да что они там, обалдели совсем?» – Решив выяснить, в чем дело, Влада вышла из кухни.
– Это же тренд сезона! – восхищался голосок Муси. – Да тут каждая фраза полный улет!
– Слушайте дальше, – раздавался веселый голос Гильса. – Это еще не все…
«Над чем они там так потешаются?» – Влада, бросив на Диню строгий взгляд и отодвинув пыльные шторы, прислонилась к косяку двери.
Жорик стоял у дивана и трясся от хохота, утирая слезы рукавом халата. Чемодан, который приволок Диня, валялся распахнутым посреди комнаты. На паркете рядом с ним валялась груда мусора: обрывки тряпок, носки, крышки от кастрюль, носовые платки, плюшевый рыжий кот с оторванной лапой и даже рулон туалетной бумаги…
Гильс что-то декламировал, сидя на диване и театрально взмахивал рукой, как артист на сцене.
– «Когда я первый раз увидела тебя, то мое сердце будто ранили холодным куском острого льда, – нараспев читал Муранов. – Каждый раз, когда я тебя вижу, я думаю – неужели это никогда не пройдет? Неужели эта боль навсегда со мной? Я думала, что любовь – это счастье, так врали фильмы, которыми меня пичкал глупый бездушный телевизор… А на самом деле любовь – это горе и целое бескрайнее море отчаяния. Все мои мысли о тебе, сны – о тебе. Мир разорвался надвое: до того момента, когда я первый раз тебя увидела, и после…»
Новый взрыв хохота, Муся даже заикала, схватив с дивана плюшевую подушку и уткнувшись в нее носом.