– Други мои, – примирительно сказал Литвин, – не надо забывать, что Дед Мороз – и впрямь персонаж неоднозначный. Истоки его – еще в славянской мифологии, когда Морозу оставляли угощенье на крыльце, чтоб приходил зимой, покрывал поля снегом для хорошего урожая и не являлся летом. Снегурочку ему в помощь подбросили гораздо позже. Сначала это был вполне себе языческий дух, и видимо, недобрый, раз его старались задаривать. После революции же одно время вообще пытались запретить отмечать Рождество, но через несколько лет отменили запрет, потому что народ не желал забывать привычный праздник. Церковь тоже неоднозначно относилась к, по сути, полуязыческому празднику. И если вспомнить русские сказки, там Дед Мороз не только подарки раздает – того, кто ему не понравился, может и насмерть заморозить. Как в той сказке, которую ты не до конца рассказал, – повернулся он к Медному. – Ведь потом в избушку отправилась родная дочь старухи, надеясь на богатые подарки, а вместо этого дедушка ее заморозил за то, что она ему нахамила. Так что с ним лучше обращаться вежливо. А усадьбу в парке сделали, чтоб детей развлекать. Вообще-то настоящей родиной Деда Мороза считается Великий Устюг, а здесь – так, резиденция. И построена она была совсем незадолго до Катастрофы, в начале двухтысячных. В общем, про деда то вспоминали, то забывали, но миф этот оказался живучим, прошел испытание временем, никакие декреты не смогли его уничтожить.
«Как говорит складно, – восхитился Крот, – ну точно, из высоколобых он, из браминов». Он заметил, что Искра слушала Литвина очень внимательно.
– Надо тебе прочесть лекцию здешним жителям, – с серьезным видом сказал Следопыт. – Может, тогда они вместо поэта-хулигана выберут себе в покровители Деда Мороза. По крайней мере, толку будет не меньше – от поэта они помощи явно не дождутся, а от Деда Мороза – как знать. Не зря же народ его столько лет почитает – значит, на что-то он может сгодиться.
– А я вот считаю, что обустраивать такие места – все равно, что духов приманивать, и чем это может кончиться, никому не известно, – вдруг произнес Айрон. – По мне, так это вроде капища языческого.
– Да зачем нам об этом спорить? – примирительно сказал Крот. – Мы же к нему в избушку не пойдем, ни к чему. В общем, сегодня советую всем постараться поспать после обеда, чтоб вечером быть в форме.
Вечером в столовой сталкеров встретила уже другая повариха – с рыхлым, невыразительным лицом и водянистыми глазами. Она заботливо подкладывала им каши с грибами.
– Что за кашка? – поинтересовался Литвин. – Вкусная.
– Петр Николаевич крупу принес. Что б мы без него делали. – Крот с изумлением глядел, как при этих словах по щеке поварихи скатилась слеза. Она утерлась рукавом и отвернулась к своим котлам.
Крот глядел на Искру, пытаясь понять, волнуется она или нет. Однако если девушка и боялась предстоящего выхода, то никак этого не показывала – может, была чуть сосредоточеннее, чем обычно. Они вернулись в палатку и принялись собираться. Вскоре, как обещал, за ними явился Греков. Подойдя к выходу со станции, они получили сданное на хранение оружие.
– Ну, давайте присядем на дорожку. Вот как раз хороший случай тем, кто верит, помолиться своим заступникам. Можно мысленно, – сказал Литвин и, подавая пример, первым опустился на скамейку, стоявшую возле будочки дежурного по станции.
Губы Айрона слабо зашевелились – наверное, обращался к великой матери всего сущего, Следопыт молчал, всем своим видом выражая недовольство. Литвин о чем-то глубоко задумался. Федор прошептал, как показалось Кроту, женское имя. Но ему интересней было наблюдать за Искрой. Девушка, к его удивлению, прикрыв глаза, тоже тихо что-то бормотала.
– А я думал, ты ни в каких богов не веришь, – сказал Крот, когда она замолчала. – Ты же с Красной Линии, а там, мне говорили, одни атеисты. Ну, кроме Медного, конечно, но о нем отдельный разговор, – я так и не понимаю, во что он верит и верит ли вообще, или так, голову нам морочит своей великой матерью.
– Я в богов и не верю, – то ли в шутку, то ли всерьез отозвалась Искра, – я уж лучше буду верить в Деда Мороза. Он мне пока ничего плохого не сделал.
И у Крота по спине словно холодок пробежал. Что здесь такое творится, на станции? Еще немного – и Дед Мороз начнет казаться им всем вполне реальным созданием. Здесь у него и домик в парке имеется, оказывается – летняя резиденция. Или зимняя, он уже забыл. Что там Айрон говорил про капище? И, в конце концов, чем Дед Мороз хуже Великого червя, которому, по слухам, поклоняются дикие племена, живущие где-то за Киевской? Может, попросить у дедушки удачной дороги?
– Пойдемте уже, – недовольно сказал Греков. «Интересно, – подумал Крот, – а этот верит во что-нибудь? Вряд ли».
Сталкеры облачились в химзу и противогазы. Створки гермоворот распахнулись, а потом вновь закрылись – за ними. Они вышли в зал, где стояли заржавевшие турникеты, которые никто не озаботился убрать, затем – в длинный коридор. Греков уверенно повернул и повел их к выходу, светя фонариком. Под ногами что-то шуршало и хрустело, послышался крысиный писк. Греков вновь повернул, и Крот чуть не споткнулся о ступеньки. Здесь Греков остановился и некоторое время стоял, прислушиваясь. Сверху лился слабый свет луны, и Крот постепенно начал различать какие-то провода над головой. Греков дал знак идти, и они потихоньку, один за другим, принялись подниматься. Крот знал, что Искра где-то сзади, но не оборачивался.
Выйдя из метро, они оказались на перекрестке. Крот порадовался, что все же удалось договориться с Грековым, – сами они растерялись бы и долго искали нужное направление, настолько разительно дороги отличались от упорядоченных линий на карте. На ней ведь не были обозначены попадавшиеся здесь и там груды кирпича, поваленные стволы деревьев, перекрывающий путь троллейбус. С одной стороны за дорогой торчали несколько высоких столбов с раструбами на концах – будто какие-то неведомые грибы на тонких длинных ножках. Некоторые раструбы слабо светились в темноте. С другой стороны возвышалось квадратное здание с покосившимися вывесками. «Видимо, магазин, – подумал Крот, – но раз у метро, значит, брать там давным-давно уже нечего».
По сигналу Грекова они свернули и пошли мимо магазина по улице, обходя заржавленные остовы автомобилей и стараясь не наступать в видневшиеся кое-где широкие полосы слизи – следы присутствия здесь гигантских слизней. Сталкеры знали, что слизь эта – едкая. Наступишь в такую – и можно попрощаться с берцами, а то и с ногами. Когда миновали магазин, справа потянулся ряд киосков, местами разрушенных. Крот посветил фонариком – надпись «Колготки» его не особо заинтересовала, а вот прочитав про разливное пиво, он вздохнул. Довелось ему попробовать когда-то этот напиток – ему, тогда еще совсем пацану, перепало чуть-чуть, на донышке, но вкус показался божественным и запомнился надолго.
Справа между домами-пятиэтажками уходили вдаль какие-то подозрительные дворы. Путь им преградили кусты – все бы ничего, но голые черные ветви их подозрительно шевелились. «Горгоны, – буркнул Греков, – опять место поменяли, паразиты». Путники обошли скопище мутантов по широкой дуге. На балконе одного дома Кроту почудился чей-то силуэт. Дома здесь сохранились на удивление, казалось, люди просто спят, а утром, как ни в чем не бывало, проснутся и пойдут на работу. Крот с трудом отогнал наваждение.