– Обед может затянуться больше чем на час, и тогда мы не успеем к обратному поезду. Товарищ Калечец в этом случае обещает задержать поезд на вокзале, пока мы спокойно не пообедаем.
– Ни в коем случае, – строго сказала мадам Туанасье. – Мы против того, чтобы из-за нас нарушалось расписание поездов.
– Нет, пусть поезд здержут, – упрямо сказал Поль. – Имеем же мы право спокойно, не торопясь пообедать!
Дело было не в обеде, а в том, что Поль хотел внимательно рассмотреть паровоз, который повезет этот поезд из Луги в Ленинград. Мсье Луни поддержал мадам Туанасье. Он сказал, что это бестактно – задерживать поезд ради застолья трех французов. В результате спора было решено, что от супа и жаркого они откажутся, а только отведают закусок и выпьют кофе. Поль все же задержал поезд на десять минут. Когда они на вокзале в сопровождении Калечеца и провожающего их милиционера подошли к отведенному им вагону, Поль направился к паровозу. За ним последовали Калечец и Фейгин. Поль долго рассматривал паровоз, подставлял ладонь к тому месту между колес, откуда со свистом вырывались выхлопы пара. Подошел начальник станции в перепачканной сажей красной фуражке. Поль обратился к нему:
– Можно залезть в кабину паровоза?
Фейгин перевел. Калечец и неачальник станции в один голос дали согласие. Поманив за собой Фейгина, Поль полез по вертикальной лесенке в кабину. Фейгин безропотно полез за ним. Машинист, получивший указание от начальника, отступил, пропуская их в кабину. Здесь были рычаги, похожие на рычаги реостата, и Поль стал спрашивать машиниста об управлении паровозом. Фейгин переводил. Машинист отвечал. Отверстие топки было закрыто герметической крышкой с отщелкивающимся замком. А внизу было приоткрытое отверстие, из которого пыхало жаром. Из учебника, который Поль просмотрел в библиотеке Сорбонны, он уже знал, что из топки через колосники проваливается отгоревший шлак. Он указал на нижнее отверстие, спросил машиниста:
– Там шлак?
Фейгин замешкался, не зная как перевести, но машинист понял, кивнул и повторил:
– Шлак.
Поль увидел грушевидную ручку, свисающую сверху, которую нужно было потянуть, чтобы паровоз загудел. Он дотронулся до ручки, спросил:
– Можно погудеть?
Фейгин перевел, и машинист с улыбкой кивнул. Поль потянул за ручку. Раздался обворожительно пронзительный гудок. Поль по-русски сказал машинисту:
– Спасибо, – и спустился на перрон.
Чтобы дольше не задерживать поезд, он побежал к своему вагону, за ним, отставая, бежали Фейгин и Калечец. В поезде Фейгин долго откашливался, а потом принял таблетку аспирина, которую еще за обедом ему дал Калечец. По дороге в Ленинград Поль внимательно разглядывал проплывающие за окном вагона деревни и железнодорожные станции, на которых поезд на короткое время останавливался. Теперь Поль уже хорошо представлял, как живут люди в этих полугнилых домиках с залатанными крышами. Магазинов здесь не было, даже таких, как в Луге. Заснеженные стога сена попадались редко. Это значило, что далеко не у всех есть коровы. На каждой железнодорожной станции нищенски одетые люди с мешками суетливо залезали в вагоны. От Луги до Ленинграда можно доехать за два часа. В Ленинграде, как и в Москве, есть коммерческие магазины, где можно что-то купить. Таких городов в России мало. А если до большого города нужно ехать день, два, пять дней? У этих нищих людей просто нет денег на железнодорожный билет. А в Сибири на тысячи километров нет железных дорог. Многое было непонятно. Понятно было одно: в отдаленных провинциях люди живут хуже, чем в Луге, хотя как это может быть хуже, трудно было себе представить. Но люди там все же живут. Человек сильный.
Ленинград их встретил снежной пургой. Когда они от вокзала шли к своей машине, колючий снег под порывами ветра стегал лица. Стало смеркаться. Ленинград – северный город, и зимний день здесь короток. Когда они подъехали к гостинице, совсем стемнело. В гостинице их ждал обед. Остальные члены делегации и Серж тоже их ждали. Каспар воскликнул:
– Привет узникам Бастилии!
И все рассмеялись.
– Мы уже не французы, – сказал Поль. – Мы американские шпионы.
И все опять рассмеялись. За обедом стали делиться впечатлениями. Мсье Луни изложил их приключения. Максимил с видом превосходства рассказал о посещении остальными делегатами Русского музея, а так же музея Обороны Ленинграда, основанного специальным приказом Попкова. В этот последний вечер было запланировано еще одно посещение театра. Смольный предложил балетный спектакль, но Каспар настоял на походе в театр оперетты. Он объяснил, что оперетта умерла, и теперь ее заменили безликие бездарные мюзиклы. Репертуарные театры оперетты сохранились только в нескольких странах, таких как Австрия, Германия, Россия. И теперь они уникальны. Театр оперетты был в пяти минутах ходьбы от гостиницы, и этот короткий путь сквозь колючую снежную метель развеселил французов. И сразу после мороза – уютный вестибюль театра, мраморная лестница, устланная ковровой дорожкой, маленькие, но роскошные помещения фойэ, сугубо театральный зрительный зал с рядами софитов, подвешенных над аркой сцены. Французам отвели две ложи у самой сцены. Давали оперетту под названием «Сильва». В ложе, где был Поль, сидел Серж спиной к зрительному залу. Он синхронно переводил разговорный и вокальный текст очень тихим голосом так, чтобы не слышно было остальным зрителям. Музыкальные и танцевальные номара чередовались с диалогами. Поль пришел в восторг уже с самого начала спектакля. Он смеялся опереточным шуткам, неотрывно следил за ритмичными движениями танцовщиц во время шутливых куплетов комика, и очень посерьезнел в конце первого акта, когда Сильва упала в обморок, узнав, что ее возлюбленный уехал на обручение со своей невестой. Музыкальные фразы и мелодии автоматически застревали в памяти. Когда после первого акта занавес опустился, Поль опомнился. А что, если бы здесь была Марго? Понравилось бы это ей? Рядом с ним сидел Шанэ Брандо, член делегации, с которым Поль до сих пор почти не общался. Поль знал, что Шанэ, малоразговорчивый брюнет средних лет, получил в детстве музыкальное образование. Пригнувшись к его уху, Поль спросил:
– Шанэ, как по вашему, это хорошая музыка?
Шанэ пожал плечами, небрежно сказал:
– По моему, это гениально.
– Вы это серьезно?
– Вполне. Если Иогана Штрауса считали королем вальсов, то Кальмана называли императором оперетты.
Поль заглянул в программу. Имя композитора легко запоминалось: Имре Кальман.
– Он очень знаменит? – наивно спросил Поль.
Шанэ снова пожал плечами:
– Во Франции совсем не знаменит. Каспар уже сказал, что оперетта умерла. Это действительно так. Человечество от этого много потеряло.
В антрактах Поль бродил по роскошным, но уютным помещениям фойэ, в которых было очень тесно. Пристальное внимание окружающей публики стало уже привычным, и Поль спокойно разглядывал интерьеры. Одна из комнат фойэ была оформлена под каменный грот с искусственными сталактитами и крохотными пещерами, в которых светились разноцветные лампочки. В театральном буфете, указав на лимонад и плитку шоколада, Поль спросил по-русски: