– Стаканов только два, – сказала она.
– Стакан даме, – тотчас сказал Антуан. – Мадемуазель, пожалуйста. А мы с Полем будем по очереди из одного стакана. Поль, не возражаешь?
– Нет, конечно, – отозвался Поль. Виолетт села на кровать рядом с Полем. Перед ними стоял Антуан. Виолетт отпивала из своего стакана. Антуан и Поль делали глотки по очереди из одного стакана. Поль вежливо спросил:
– Виолетт, вы давно учитесь живописи?
– Второй год.
– Вы учитесь живописи? – удивился Антуан.
– Да, – ответила Виолетт. – На пейзажиста.
– Это хорошо, – заметил Антуан. – А то за время войны французская живопись зачахла. Ни одного приличного художника не появилось. – Он присел на кровать по другую сторону от Поля. Шла светская беседа, если не считать того, что Поль был голым.
– Уже начали появляться новые имена, – сказала Виолетт.
– Не слыхал, – признался Антуан.
– Это потому, что после войны живопись еще не в моде. Но скоро войдет, – убедительно сказала Виолетт.
– Какое-нибудь новое направление? – предположил Антуан.
– Всякие направления, как и раньше. – Виолетт сделала еще глоток ликера и продолжила: – Вот, например, предыдущий курс пленэра у нас вела очень известная в живописных кругах художница. Учиться в ее группе считается престижно.
– И в каком стиле она работает? – спросил Антуан.
– Она считается единственной последовательницей Гогена. – Поль насторожился.
– Как ее имя? – спросил он.
– Это ваша мать, – нарочито спокойным тоном сказала Виолетт и уточнила: – Сибил Дожер. – Антуан пораженно посмотрел на Виолетт, а потом на Поля. А Поль онемел. Наконец, он спросил:
– Это правда? – Виолетт, глядя на свет через стакан, сказала:
– Могу показать ведомость о сдаче моей курсовой работы. Там ее подпись: Сибил Дожер. Ведомость у меня в каюте. Пейзаж с натуры. Колонада в парке Монсу.
– А почему ты раньше этого не говорила? – спросил растерянно Поль.
– Вы тоже кое-что скрывали, мсье Дожер. – Поль, наконец, сосредоточился.
– Как она теперь выглядит? – спросил он.
– Она хорошо сохранилась. Вы узнаете ее, мсье Дожер, если, конечно, не забыли, как она выглядела раньше.
– Раньше… – повторил Поль. Он и сам не знал, хорошо ли он помнит свою мать, и не знал, что еще спросить о ней.
– Она преподает живопись? – спросил, наконец, он.
– Мало, – коротко ответила Виолетт. – Иногда читает лекции. Редко.
– Где выставляются ее картины? – спросил Антуан. Виолетт пожала плечами:
– Не знаю. Одна ее картина висит в музее современной живописи. Еще две картины в Америке, в одном из нью-йоркских музеев. Она не любит выставки. – Поль молчал. Он еще не мог прийти в себя от этой новости: Виолетт – ученица его матери. Она видела его мать, говорила с ней, и совсем недавно. Антуан поднялся на ноги, сказал:
– Сейчас будет рассвет. Мы подходим к Канарским островам. Говорят, это красивый вид. – Поль поднял с пола свою тапу.
– Если красиво, надо посмотреть, – сказал он, повязывая тапу на бедра.
– Наконец-то, – сказала Виолетт.
– Наконец-то, – подтвердил Антуан, обращаясь к Полю. – Теперь я могу быть официально представлен, – и он выразительно кивнул в сторону Виолетт.
– А разве вы не знакомы? – простодушно спросил Поль. Виолетт пояснила:
– Мсье Дожер, ваш друг принадлежит к высшим кругам общества, где знакомства со стюардессами исключены. – Не обращая внимания на колкость ее замечания, Поль представил:
– Антуан – мой друг. Виолетт – художница. – И он не без удовольствия отметил, что правила вежливости, внушенные ему с детства, еще не забылись. Виолетт и Антуан пожали руки. Двое из разных классов. А Поль с Хатуту.
Вид Канарских островов состоял из короткой зубчатой полоски на горизонте и конусообразной горы, похожей на египетскую пирамиду, возведенную прямо на поверхности океана.
– Это остров Ля Пальма, – сказал Антуан и неуверенно добавил: – Кажется. – И тут же пояснил: – Канарские острова относятся к поздейшим образованиям вулканического происхождения. Четкое разделение растительных зон. Нижняя – тропическая, средняя – субтропики, верхняя – высокогорная растительность.
– Полезная информация, – заметила Виолетт. Поль не уловил юмора, спросил:
– Вы хотели бы нарисовать эти зоны?
– Они уже нарисованы. Вашей матерью. Я видела две репродукции с ее картин. Пейзажи Канарских островов с каноэ на переднем плане.
– Значит, во Франции ее знают? – спросил Поль.
– Мало. Она перестала давать интервью, не участвует в больших выставках, избегает репортеров. – Полю хотелось больше узнать о матери. Он спросил:
– Виолетт, вы хорошо знаете ее?
– Нет. Наши преподаватели не общаются со студентами. А она тем более. – Полю хотелось спросить, почему тем более. Но он опасался, что разговор может дойти до дела об убийстве Диллона, о котором Виолетт, возможно, слыхала. Антуан, продолжая смотреть на горизонт, спросил:
– Виолетт, а почему вы до сих молчали? Вы же знаете, что Поль разыскивает свою мать, а наши радисты никак не могут получить о ней сведений.
– А меня никто об этом не спрашивал, – и Виолетт пожала плечами. – И мне казалось, что мсье Дожер предпочитает получить эти сведения не от меня, а из официальных источников. – Антуан посмотрел на Поля, а Поль молчал.
– Ну что ж, – сказал Антуан, – в таком случае пусть это остается между нами. – Он извинился и ушел. Виолетт, отвернув голову в сторону, сказала:
– Мсье Дожер, у меня к вам просьба.
– Пожалуйста.
– Я хочу вас нарисовать.
– Рисуйте.
– В моей каюте.
– Сейчас?
– Да. – Они спустились в правый коридор, где были каюты командного состава. У Виолетт была такая же маленькая каюта, как и у Поля. На кровати стояли несколько холстов, прислоненные к стене лицевой стороной. Столик у иллюминатора был опущен. На его месте стоял мольберт с холстом. Виолетт сразу же зашла за мольберт, сказала:
– А вы стойте у двери. – Она раскрыла этюдный ящик с красками, стала раскладывать кисти. Возник резкий запах.
– Это чем пахнет? – спросил Поль.
– Скипидар.
– Скипидар, – повторил Поль.
– Повернитесь в полоборота, – сказала Виолетт. – Снимите тапу, повесьте ее на руку. – Поль повиновался. Выдавливая из тюбиков краски на обломок доски, она сказала: – Я хочу нарисовать вас так, как увидела, когда вы впервые поднялись на корабль. – Она села на плоский ящик, поставленный на ребро, служивший ей стулом, стала углем рисовать на холсте. Это был знакомый Полю процесс. Он помнил, как рисовала его мать. Она пыталась учить Поля рисованию, но ему скоро надоело. Вероятно, он был абсолютно не способен к какому либо виду творчества. Отец сказал тогда матери: – Слишком талантливые у него родители. Природа отдыхает на детях гениев. – И это нисколько не огорчило маленького Поля, благосклонно давшего возможность природе отдохнуть.