– Буги-вуги – новый американский танец. После войны в моду вошло все американское. Этим летом я была в Америке. Там понятия не имеют, что такое буги-вуги. Так что в Париже модно все американское, даже такое, о чем сами американцы не имеют представления.
Щеки Марго зарумянились, как у разыгравшихся детей. И еще такой румянец был у девушек с цветных американских реклам. Контигент в кафе изменился. Многие посетители имели явно хулиганский вид. Широкоплечий вышибала теперь уже постоянно дежурил у двери. При выходе из кафе перед Марго остановился молодой мужчина с запавшими щеками, загородив ей выход и глядя ей в лицо.
– Мадемуазель, – проговорил он тихим пьяным голосом.
Но Поль тут же встал перед ним вплотную. Ему очень захотелось драться, и он уже ухватил рукой ворот мужчины вместе с узлом галстука. Но Марго тут же сзади обняла его за плечи и вытолкала на улицу. Когда они шли через мост, Поль вскочил на парапет, пошел по нему балансируя. С одной стороны далеко внизу была черная Сена, с другой стороны тревожное лицо Марго. Она шла рядом с парапетом, готовая ухватить Поля за край плаща. Он спрыгнул на мостовую. Марго ухватила его за локоть, сказала озабоченно:
– Королевство Хатуту.
На улицах народу уже не было, хотя в многочисленных кафе на Сите сидели еще люди. Это был ночной Париж, которого Поль еще никогда не видел. На улице Арколь Марго, увидев свободное такси, выбежала на середину мостовой, и они приехали домой на такси. В передней их встретила мама.
– Где вы так долго были?
– В ночном кафе! – с вызовом сказала Марго. – Там были хулиганы, проститутки и драки. Мы танцевали буги-вуги. Убийственный кайф, – и пониженным тоном пояснила: – Ему это было нужно.
Мама понимающе кивнула, поцеловала Марго, потом поцеловала Поля.
Утром проснулся Поль оттого, что очень хотелось ссать. Он выскочил из-под теплого одеяла и встал под холодный душ, чтобы опал как всегда стоящий по утрам член и можно было поссать. Надев чистое белье, он тщательно побрился и еще долго рассматривал себя в зеркале. Потом он надел рубашку, аккуратно повязал галстук, надел парижский костюм и снова оглядел себя в зеркале. Красиво. Но тут он вспомнил слова Марго о том, что свитера ему идут. Он тут же снял пиджак и галстук, надел мохнатый свитер. Вчера в кафе несколько молодых мужчин были, как и он, в свитерах. Значит, это было модно у молодежи. В столовой Модестин расставляла на столе чашки. Поль прошел в гостиную, машинально присел к пианино, заиграл «Норвежский танец» Грига. Вошла мама. Глаза ее сияли восторгом.
– Поль! Ты не забыл «Норвежский танец»! – Она обняла его сзади, поцеловала. – А ведь как ты сопротивлялся в детстве урокам музыки!
– Я его заново выучил на корабле, – объяснил Поль.
Появившаяся в дверях Марго сказала:
– Я вижу, ты уже всему научился на корабле. Может быть, тебе и не надо поступать в университет?
На завтрак был только кофе с круассонами. Так завтракают в Париже. Когда все съели по своему круассону, Поль попросил Модестин еще два круассона и сам долил себе кофе из кофейника. Мама с улыбкой смотрела на Поля. Марго пояснила ее улыбку:
– Мальчик вырос, теперь он мужчина, ему надо больше кушать.
Марго нужно было в университет к десяти часам. Они договорились, что она встретит его в три часа у входа в старое здание Сорбонны, где был деканат факультета. Сразу после завтрака Поль отправился с мамой в полицию получать паспорт, а Марго осталась просмотреть свои конспекты перед экзаменом. После полиции они зашли в банк, почти напротив их дома, где мама открыла на имя Поля его собственный счет. Пять тысяч франков. Поль в своей комнате положил паспорт и банковскую книжку в письменный стол, предварительно их рассмотрев. Фотография на паспорте показалась ему красивой, хотя на черно-белой фотографии не виден был цвет глаз, и они казались почти белыми на фоне загорелого лица. Поль сказал маме, что хочет прогуляться, и вышел в переднюю.
– Без плаща? – спросила мама.
– Я хочу пробежаться.
Мама с сомнением покачала головой, но ничего не сказала. Выбежав из парадной, Поль побежал к площади Бастилии. Холодный ветер дул в лицо. Пешеходы недоуменно оглядывались на него. Обежав колонну Третьего Июля, Поль побежал обратно. Пробежав мимо своего дома, он перешел на шаг. Миновав Отель де Виль, он снова побежал. От Шатле он машинально, не отдавая себе отчета, свернул на Сан-Дени. У знакомой ему обшарпанной низкой парадной стояла девушка с ярко до черноты накрашенными губами. Поль невольно замедлил шаг. Девушка улыбнулась ему. Но тут его взгляд привлекла бродячая кошка. Двенадцать лет он не видел кошек. Остановившись, он завороженно смотрел на это изящное хищное существо. Сделав несколько шагов, кошка замерла, настороженно глядя направо, потом сделала еще несколько быстрых шагов и снова замерла, глядя направо. А направо ничего особенного не было. Очевидно, кошки видели то, чего не мог видеть человек.
– Добрый день, мсье, – раздался приятный мелодичный голос.
Поль обернулся. Девушка продолжала стоять у парадной, глядя на него с улыбкой. Поль осмотрел ее. Потертое пальто и модная шляпка. Ноги кривоваты. Голос ее был явно красивей, чем она сама. И тут же сзади раздался уже знакомый голос:
– Добрый день, Антуан.
Поль повернулся. Это была Матиль.
– Добрый день, Матиль, – ответил он.
– Туан, ты меня искал? – и она фамильярно взяла его под руку, давая понять молодой девушке, что по старому знакомству имеет на него больше прав. И девушка отступила, давая пройти им в парадную. Поль еще на некоторое время задержался, ища глазами кошку. Но кошка уже убежала, и он последовал за Матиль. На этот раз они поднялись только на второй этаж. Отпирая свежепокрашенную дверь, Матиль сказала:
– Эта комната дороже. За нее хозяин действительно берет десять франков.
Поль знал, что в правом кармане его брюк было двадцать франков, а в левом два по десять, пять и еще мелочь. Остальные франки и доллары он оставил дома в письменном столе. На всякий случай он спросил:
– А тебе опять двадцать франков? У меня нет с собой столько.
Обняв его за талию, она интимным голосом сказала:
– Только пятнадцать, поскольку ты у меня постоянный клиент, да еще и красивый мальчик. И десять за комнату. Всего двадцать пять. – и уже совсем тихим голосом кокетливо добавила: – Но только один раз.
Комната действительно была лучше прежней. На окне, выходящем на улицу, тюлевая занавеска, старинный, очень потертый исцарапанный стол с такими же старинными стульями, высокий, относительно новый шкаф с зеркалом. Кровать напроив шкафа. Поль понял, что это для того, чтобы видеть себя во время полового акта в зеркале. Поль уже слышал от Антуана, что клиенты требуют от проституток зеркало у кровати. Матиль сняла пальто, повесила на стойку-вешалку у дверей. В комнате было еще две двери. Поль заглянул в одну дверь. Это была уборная с душем.