В своей комнате Поль надел фланелевую рубашку, толстый свитер, спортивные брюки, американские кеды, разложил по карманам рубашки и брюк деньги, запоминая в какие карманы и какими купюрами. Он точно знал, куда и зачем направляется. Выйдя из дома, он побежал по краю тротуара. Быстрым легким бегом он без остановки добежал до Отель де Виля, остановил свободное такси, сказал шоферу:
– Площадь Пигаль. – Выйдя из такси, он огляделся. Место было незнакомым. С одной стороны площадь круто опускалась вниз, переходя в узкие улочки. Напротив, со стороны широкого бульвара, пересекавшего площадь, двухэтажное здание в стиле модерн с остекленными стенами и яркими афишами. Было ясно, что это варьете со стриптизом, оркестром, дорогими проститутками и отдельными кабинетами. На крутом спуске трехэтажное здание с витриной и входом, украшенным красным сердцем, обрамленным лампочками. На углу между сходящимися узкими улицами двухэтажное здание с узкими окнами и наполовину остекленной дверью с подвешенной красной лампой. Туда и направился Поль быстрыми широкими шагами.
Когда на такси он вернулся домой, мамы и Марго еще не было. Он отсутствовал немногим более часа. Приняв душ, он надел чистое белье и официальный парижский костюм. В таком виде он был готов принять преподавателя английского на первый домашний урок. Когда в столовой он пил чай с бисквитами, вернулись мама и Марго со множеством покупок.
– И где это вы так долго шатались? – с насмешливой улыбкой спросил Поль.
Преподавателя английского звали мистер Фарелл Коннор. Это был рыжеватый мужчина ирландского происхождения, не более чем на десять лет старше Поля. Во время войны он был в отряде Сопротивления, и 25 августа 1944 года в звании лейтенанта в составе французских войск под управлением генерала Леклерка вошел в оккупированный немцами Париж. Об этом он сообщил в первую очередь сразу после официального знакомства. Полю это сразу не понравилось. Он хорошо помнил слова капитана: «пока вы отдыхали на острове», и тут же не без заносчивости сказал:
– Если бы я не был на Маркизах, я бы учавствовал в парижском восстании 19 августа.
– Возможно, – благосклонно согласился Фарелл с таким выражением сомнения на лице, что это уже совсем не понравилось Полю. Так начался первый урок английского. Фарелл стал задавать примитивные вопросы по-английски. Каков ваш возраст? Какого цвета ваши глаза? Какого цвета мои глаза? Поль отвечал, запинаясь, вспоминая английские слова. Некоторых он не знал, возможно, никогда. Фарелл поправлял его. Потом Фарелл заставил его писать. Дело пошло еще хуже. Но Фарелл сказал:
– Не так уж и плохо, как я думал. Кое-что вы помните. Когда вы учились в Сиднее, вам приходилось говорить по-английски?
– Да.
– Это видно. В детстве память цепкая. Итак, начнем с местоимений и вспомогательных глаголов.
К концу урока Поль почувствовал пустоту в голове. Казалось, то, что он и знал раньше, улетучилось и забылось. Фарелл спросил:
– Поль, вы устали?
– Да, – признался Поль.
– Это хорошо, – с довольным видом сказал Фарелл. – Это значит, вы начали работать мозгами. То, что усваивается с легкостью, быстро забывается. Помимо грамматики мы с вами будем проходить английскую литературу. Вы ее не знаете. А сейчас я вам скажу одну вещь, которая может поразить каждого, кто знает английскую литературу. Но вы-то ее не знаете. Давайте играть. Представьте себе, что вы знаете английскую литературу. И я вам скажу эту вещь. И вы должны сразу сделать вид, что эта вещь поразила, удивила вас и привела в недоумение. Согласны?
Поля это заинтересовало, и он кивнул головой.
– Так вот, – начал Фарелл. – В литературе было много периодов: древний, средневековый, ренессанс, классицизм, романтизм и так далее. Во всех странах ренессанс был весьма значительным периодом. Кроме Англии. В английской литературе ренессанс – самый незначительный и даже пустой период. Скорей изобразите удивление, как мы договорились. – Поль поднял брови. – И еще недоумение, – потребовал Фарелл. Поль скорчил недоуменную мину. И они оба рассмеялись. Фарелл продолжал: – Правда, во времена ренессанса в Англии был Шекспир, и писатели ему подражали. Но Шекспира мы воспринимаем почти как нашего современника. Он выпадает из понятия мирового ренессанса. Кроме того эпоха, состоящая из одного человека, вовсе не эпоха. Таким образом, ренессанс в Англии – самый пустой период в английской литературе. Пожалуйста, еще раз изобразите удивление и недоумение. – И Поль еще раз скорчил недоуменную мину. И они опять оба рассмеялись. Фарелл уже другим, более фамильярным тоном продолжал: – Ваш первый семестр в Сорбонне начнется именно с этого пустого периода. Все что было до этого периода, Чосер и прочее, ваши будущие соученики изучали весь предыдущий семестр. Мы с вами должны это пройти за неделю. Не пугайтесь. Пройдем с легкостью.
Когда урок был закончен, и Поль стал складывать в стопку листы, исписанные им кривыми буквами, Фарелл сказал:
– Вот в газетах пишут, у вас там на Маркизах было несколько жен. Я понимаю, свободная любовь это хорошо. Но если любовь сводится лишь к половым сношениям, это значит, что никакой любви нет. На какой же основе там заключаются браки?
Тут их роли поменялись, и Поль начал объяснять Фареллу то, чего тот не понимал, и Фарелл слушал его с видом прилежного ученика.
После отдыха, в течение которого Поль бросал о стену тенисный мяч и ловил его, пришел преподаватель математики мсье Балар, мужчина лет сорока, мрачный, редко улыбающийся. Он преподавал механику в Сорбонне и еще в каком-то техническом училище. Придя в комнату Поля, он первым делом попросил очистить стол от книг и бумаг, что Поль и сделал. Когда они сели друг против друга, мсье Балар спросил сколько будет трижды три, Поль ответил, тогда Балар спросил сколько будет семью шесть, Поль ответил, но не сразу, а после некоторого раздумья. Тогда Балар спросил, сколько будет двенадцать, помноженное на четырнадцать. Тут Полю пришлось как следует поразмыслить, но он все же правильно ответил. А Балар тем временем достал из портфеля бумажный пакет, высыпал из него на стол много маленьких деревянных кубиков, сложил из них квадрат, сказал:
– Это квадрат. Сколько в нем кубиков?
Поль сосчитал пальцем:
– Сорок девять.
Балар выстроил с помощью Поля из кубиков на этом квадрате куб, сказал:
– Это куб. Сколько в нем кубиков?
Поль сосчитал стороны куба. Пять сторон наверху и одна внизу. Всего шесть сторон. По требованию Балара он стал рассуждать вслух:
– На двух сторонах по сорок девять кубиков. Две стороны это девяносто восемь кубиков. На остальных сторонах будет меньше, потому что крайние кубики уже сосчитаны.
И он принялся пальцем считать кубики на других сторонах, но тут же остановился: а как узнать сколько кубиков внутри куба?
– А можно развалить куб? – спросил он серьезно.