Псы так близко, что очень скоро они почуют его запах. Юноша начал на цыпочках отступать. Чем дальше он отойдет до того, как Агесандр их отпустит, тем будет лучше. И если боги все еще к нему благоволят, то собаки побегут в другую сторону. Но тут один из псов залаял, и Ганнона охватил страх. Он совершил глупейшую ошибку, когда сюда пришел. Карфагенянин схватился за нижнюю ветку кипариса, понимая, что это ему не поможет. Собаки загонят его на дерево, а когда Агесандр поймет, что произошло, он заставит его спуститься при помощи копья. Послышался вой. Надежды окончательно оставили Ганнона, когда он начал подтягиваться вверх. Танит, не бросай меня сейчас… Не дай умереть здесь такой смертью… Ганнон отреагировал инстинктивно, понимая, что ему не на что рассчитывать. Боги никогда не приходят на помощь в подобных ситуациях – так подсказывал ему собственный опыт.
– Агесандр?
Ганнон застыл. Нет, не может быть.
– Что ты тут делаешь, Аврелия? Уже очень поздно.
Аврелия здесь? От удивления Ганнон едва не упал с дерева.
– Я хочу немного здесь посидеть, – сказала она.
– Я собирался спустить собак.
– Ты можешь сделать это немного позже.
– Я чувствовал бы себя спокойнее, если бы они уже бегали вокруг…
– Если я останусь здесь, они будут кружить поблизости, рассчитывая на угощение. Пожалуйста, Агесандр. Я не стану задерживаться.
– Хорошо, – ответил управляющий после небольшой паузы. – Я отправлю их обратно в загон. Скажи, когда вернешься в дом.
– Благодарю тебя.
Ганнон был так удивлен, что ожидал увидеть саму Танит, которая уводит сицилийца прочь вместе с собаками, и с радостью наблюдал за Агесандром, скрывшимся во дворе. Поразительное совпадение – Аврелия оказалась здесь именно в ту ночь, когда он сюда пришел. Девушка стояла всего в двадцати шагах от него, ему ужасно хотелось ее позвать, но он не знал, что сказать? Она не поймет, что это он, и, скорее всего, закричит, призывая на помощь Агесандра с собаками. Ганнон снова посмотрел на девушку и с облегчением обнаружил, что она приближается к нему. Куда она собралась? Ганнон бесшумно спрыгнул на землю, положил меч и стал ждать. Когда она оказалась совсем близко, он подкрался к ней сзади, схватил одной рукой за запястье, а другой зажал рот.
– Не произноси ни звука, – прошептал он. – Это я, Ганнон!
Аврелия начала вырываться, но он продолжал крепко ее держать.
– Клянусь, это я, Ганнон. Я пришел тебя повидать.
Она снова попыталась вырваться, но теперь ее сопротивление ослабело. Он вдруг ощутил тепло ее спины и ягодиц и понял, что его рука касается ее груди. Какими духами она пользуется? На него накатила волна желания, и Ганнон тут же смутился. Уже ни о чем не думая, он отпустил девушку и сделал шаг назад, дрожа от напряжения.
Она резко повернулась к нему и широко раскрыла рот.
– Га… Ганнон?
Он хотел сделать шаг к ней, но в последний момент остановился.
– Да. – Юноша вдруг лишился дара речи.
– Что? Где? Как ты здесь оказался? – посыпались градом вопросы.
– Я прискакал на лошади. – Ответ прозвучал глупо, и он захихикал. – Из своего лагеря. Он в десяти милях отсюда.
– О боги! Вы намерены напасть на нашу ферму? – Голос Аврелии наполнился ужасом.
– Нет, нет, конечно, нет. Аврелия, я бы никогда…
– Мне очень жаль, – прервала его девушка. – Я слышала ужасные рассказы.
– Я знаю и сожалею. – Ганнон хотел добавить, что римляне так же поступали в его стране во время прошлой войны, но понимал, что это бессмысленно.
– Подобные вещи случаются на войне, – печально сказала она. – Но я не хочу об этом говорить. Не могу поверить, что ты оказался здесь одновременно со мной… В последнее время я жила в Капуе. И совсем не ожидала увидеть тебя здесь – но это замечательно! Я молилась за тебя.
– А я – за тебя. – Ганнон не мог поверить своим глазам.
Они улыбнулись друг другу, вдруг смутившись, потому что они так сильно изменились со времени последней встречи. «Она стала совсем взрослой», – подумал Ганнон. Она красивая. Он не мог этого знать, но Аврелия примерно так же думала о нем.
– Квинт жив? Ты получала о нем известия?
– Он в порядке. Мы слышали, что он попал к тебе в плен у Требии, и ты отпустил его вместе с отцом. – У нее перехватило в горле. – Ты хорошо поступил.
– Это меньшее, что мне следовало сделать после того, как он помог мне. А твой отец?
– С ним тоже все хорошо, благодарение богам. Пусть они хранят их обоих.
– Да, конечно. – Ганнон просил того же для своей семьи. – Я бы не тронул и Флакка, – добавил он, – но мои братья не позволили. Нам дали приказ убивать всех врагов, которые попадают к нам в руки. – Ганнон вдруг вспомнил отвращение, которое испытал, когда узнал, что Флакк женится на Аврелии.
– Я тебя не виню, я даже испытала облегчение, – прошептала она. – Я его совсем не знала. Мы встречались лишь один раз.
– Ты заслуживаешь лучшего человека, чем Флакк, – хрипло сказал Ганнон. – Может быть, такого, как Суни. Как много времени прошло с тех пор, как он покинул хижину пастуха? – Аврелия ничего не ответила, и Ганнон мысленно выругал себя. – Извини, если я тебя оскорбил, – смущенно сказал он. – Просто у Суни добрая душа. Он стал бы для тебя хорошим мужем. – Она продолжала молчать, и Ганнону стало не по себе. – Аврелия?
– Я… я не знаю, как сказать.
– Что?
– Суни…
– Он… мертв? Нет. Нет. – Ганнон сделал шаг назад.
– Мне очень жаль, Ганнон.
– Но его нога уже заживала! – воскликнул он, невольно повысив голос.
– Ш-ш-ш. Нас могут услышать.
Юноша сделал глубокий вдох.
– Клянусь Мелькартом… когда это случилось?
Аврелия дрожащим голосом рассказала Ганнону о том, что произошло.
– Агесандр, – не веря своим ушам, пробормотал Ганнон. – Сын шлюхи убил Суни?
– Это моя вина. Мне не следовало приводить его в дом.
– Ты не должна себя винить. Если бы ты не увела его, он бы умер в хижине.
– Ты не слышал мой рассказ? Если бы я не произнесла его имени, Агесандр ничего бы не понял. И Суни был бы жив. – Она заплакала.
Ганнон порывисто шагнул вперед и заключил Аврелию в объятия.
– Его имя просто сорвалось у тебя с языка, ничего больше. Его мог произнести кто угодно. К тому же ты знаешь, каков Агесандр. Он бы все равно узнал, кто такой Суни.
– Я все время боялась. – Аврелия прижалась к его груди. – Но, когда Суни погиб, стало еще хуже. У Агесандра не было никаких причин причинять мне вред, но я все равно боялась.