— Ромул… — Фабиола уронила голову и почувствовала, как из ее глаза выкатилась слеза. Потом еще одна и еще. А затем плотину прорвало. Печаль сломила ее, волны страдания снова и снова вздымались из глубин ее существа, и она принялась громко всхлипывать. Она не плакала с того дня, как оказалась в борделе. Но сегодня не могла сдержаться.
Она оплакивала свою мать. Ромула. Свою давно утраченную невинность. Даже Юбу, который всегда хорошо относился к ней.
Деликатный стук в дверь заставил ее очнуться.
— Фабиола? — Это была Доцилоза.
Она сглотнула стоявший в горле ком и вытерла глаза уголком покрывала.
— В чем дело?
— Пришел Брут. Он хочет тебя видеть.
Она не рассчитывала увидеть самого верного из своих любовников по меньшей мере два дня. Нынче у нее не хватит сил прикидываться веселой и довольной.
— Сейчас?
Доцилоза заглянула внутрь и решительно вошла, бесшумно, но плотно закрыв за собой дверь.
За минувшие четыре года эта пожилая женщина много раз проявила себя как верный и надежный товарищ. Она выполняла разные поручения Фабиолы, покупала в городе всякие нужные вещи и снабжала ее сведениями о поступках и настроении Йовины. Фабиола доверяла Доцилозе куда больше, чем любой из проституток. После того как ее уличили в стремлении стать первой, полностью доверять нельзя было никому. А уж после истории с Помпеей тем более.
— Что случилось? — Доцилоза присела на кровать и взяла руки Фабиолы в свои.
Та зарыдала еще отчаяннее.
— Ну-ка, рассказывай. — Доцилоза произнесла эти слова ласково, но с непререкаемой твердостью.
И она рассказала все. До мельчайших подробностей. Начиная с того, как Вельвинну изнасиловали на улице, и кончая еженощными визитами Гемелла. О том, как Ромул стал заниматься с Юбой и его продали в лудус. И как она сама попала в Лупанарий.
Доцилоза слушала ее, не прерывая ни единым звуком. Когда же Фабиола умолкла, она наклонилась и нежно поцеловала ее в лоб. Этот поцелуй значил для молодой женщины едва ли не больше, чем все, что случилось с нею за недолгую жизнь.
— Бедное дитя. Сколько же ты перенесла. — Доцилоза вздохнула, ее глаза потемнели от печали. — Жизнь порой бывает очень тяжкой. Но она продолжается.
— А какой смысл так жить? — вяло спросила Фабиола.
Доцилоза обняла ее за плечи.
— Тот красавец аристократ, вот в чем смысл! Брут сделает для тебя все, что ты пожелаешь. — Она пригладила роскошные волосы Фабиолы. — Сама ведь знаешь, что это так.
Фабиола понимала, что Доцилоза права. Брут действительно был добрым, достойным человеком и очень нравился ей. Рисковать утратой наилучшего шанса на то, чтобы выбраться из Лупанария и начать новую жизнь, было бы непростительной глупостью.
— Вытри глаза и оденься, — строго сказала Доцилоза. — Не стоит заставлять его ждать слишком долго.
Фабиола, которой стало немного лучше, послушно кивнула. После того как она раскрыла сердце искренне сочувствовавшему ей человеку, у нее словно гора упала с плеч. Доцилоза помогла ей выбрать одежду — шелковую тунику с низким вырезом, — подкрасить щеки охрой и надушиться. К счастью, благодаря прекрасному цвету лица Фабиоле не требовалось пользоваться белилами.
— Спасибо тебе, — ласково сказала она.
Доцилоза кивнула:
— Моя дочка, наверно, была бы сейчас такой же, как и ты.
Фабиола почувствовала угрызения совести. Она ни разу не спросила Доцилозу о дочери.
— Что с нею случилось?
— Сабину отобрали у меня, когда ей было шесть лет, — с деланным спокойствием ответила Доцилоза. — Продали в храм в прислужницы.
— Ты видела ее после того?
Доцилоза покачала головой. На ее глазах выступили слезы.
Фабиола крепко обняла ее.
— Да благословят тебя боги, — прошептала она.
Доцилоза коротко улыбнулась. Она овладела собой за считанные мгновения.
— Иди, — бодрым тоном сказала она. — Он в вашей обычной комнате.
Фабиола быстро пошла по коридору.
Любовник ждал ее в той же комнате, где она впервые отдалась ему. Брут желал пользоваться только этим помещением, и Йовина с готовностью наделила его этой привилегией. Такие богатые и постоянные гости, как этот офицер, входивший в число приближенных одного из триумвиров, встречались нечасто.
— Какой сюрприз! — Фабиола проскользнула в комнату и приняла позу, позволявшую гостю любоваться ее полуобнаженной грудью.
Воздух был насыщен благовониями, горели только два из многочисленных масляных светильников. Ложе было усыпано лепестками роз. Хотя Доцилоза совсем не располагала временем, она все же умудрилась наилучшим образом приготовить помещение.
К изумлению Фабиолы, Брут поднялся ей навстречу. Обычно они сразу падали на постель. Но сегодня он казался необычайно серьезным.
— Ты не сердишься? — немного волнуясь, спросила она. — Прости, что заставила тебя долго ждать, но я не думала увидеть тебя сегодня.
Брут улыбнулся и поцеловал ее.
— Дело не в этом.
— А в чем же? — осведомилась Фабиола и потупила взор, надеясь, что он не заметит ее покрасневших глаз.
— Я поговорил с Йовиной.
Фабиола вся обратилась в слух. Как правило, разговоры Брута со старой каргой продолжались ровно столько, сколько требовалось, чтобы передать ей деньги. Хозяйка Лупанария была неприятна ему.
— О чем же?
У Брута не хватило терпения. Он показал ей правую руку, которую все это время прятал за спиной.
Некоторое время Фабиола, не понимая, смотрела на свиток пергамена. А потом кровь прилила к ее щекам.
— Это?..
Он кивнул:
— Твоя манумиссия.
Чувствуя, что ее сердце вот-вот разорвется, Фабиола взяла свиток. Менее всего на свете она рассчитывала сегодня получить документ, в котором ее поименуют свободной женщиной. При мысли о том, что она навсегда расстанется с Лупанарием, ее дух воспарил в поднебесные выси. Несмотря на кричащую роскошь и показное великолепие, он был всего лишь борделем с дорогими шлюхами.
«Может быть, Доцилозе что-то было известно?» — подумала она.
Жизнь продолжалась.
Глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, Фабиола взглянула на Брута:
— Но почему именно сейчас?
Брута ее вопрос, казалось, смутил.
— Давно уже надо было это сделать, — пробормотал он. — Но я был очень занят. Ты же знаешь, соотношение сил между Цезарем и Помпеем меняется порой несколько раз на день.
Фабиола положила ладонь ему на руку и безмятежно улыбнулась. Она знала, что ему очень нравится такая ее улыбка.