Ромул знал, что не успокоится, пока не обретет свободу.
* * *
Гладиаторам было предоставлено несколько дней отдыха. Мемор расхаживал по школе с широкой улыбкой на изборожденном шрамами лице. Он получил большие деньги от Помпея, а в глазах римской публики Лудус магнус после победы поднялась на небывалую высоту.
Три дня подряд все гладиаторы, за исключением Бренна, получали увеличенные порции еды и вина. Хозяин разрешил пускать в кельи проституток. Упражнения ограничили одним разом в день. Бани были открыты для всех — обычно этой привилегии удостаивались только самые лучшие бойцы. Измотанные люди, постоянно рисковавшие жизнью, на сей раз, когда дело касалось престижа школы, пришли в восторг от этих поблажек.
— Прочь с моих глаз, малолетний ублюдок! — рявкнул Мемор, заметив однажды вечером Ромула. Ланиста подозревал, что тот был причастен к гибели Галлита и его сотоварищей, но пока что не имел тому доказательств. — Что, думаешь, кого еще из моих лучших бойцов убить?
Ромул не осмелился ответить и счел за лучшее убраться в клетушку, где им с Бренном пришлось поселиться вместе с двумя ветеранами-фракийцами. Во время схватки из-за Астории, с которой начался кровавый раздор, эта пара мужеложцев не примкнула ни к одной из сторон. Отон и Антоний и так считались изгоями в нетерпимой к подобным отношениям фамилии, так что подселение к ним еще двоих отверженных нисколько их не взволновало.
Они украдкой предложили друзьям поселиться у них, и те решили воспользоваться случаем. Судя по слабо завуалированным угрозам Мемора, другого выбора у них попросту не было. Жизнь в лудус внезапно сильно усложнилась, и наличие места, где можно было спокойно спать, несколько облегчало положение. Ромулу, как ни странно, фракийцы показались забавными. Отон был высоким тощим аскетом. Полноватый женоподобный Антоний виртуозно владел мечом.
— Мемор все еще злится? — Бренн, оказывается, услышал слова ланисты. Галл лежал на соломенном тюфяке, после сражения он проводил так почти все время. — Гад.
Ромулу никак не удавалось хоть немного поднять другу настроение. Даже своими размышлениями о восстании, которыми он мог поделиться с Бренном, лишь когда они оставались наедине.
— Он никогда еще не отбирал у меня Асторию.
— Секст присматривает за нею.
— А, что там… Старый мерзавец все равно рано или поздно постарается ею попользоваться, — мрачно сказал Бренн. — Прямо не знаю, что и делать. Как же тут паршиво! — Он театрально закатил глаза, точь-в-точь как это делал Антоний, когда волновался.
— Они неплохие люди, — отозвался Ромул, невольно рассмеявшись уморительной гримасе, и оглянулся на дверь. К счастью, фракийцы упражнялись во дворе. — Все равно никто нас к себе не возьмет. Секст же не смог.
— Верно. И фракийцы тоже рискуют из-за нас головами. — Из прочих гладиаторов никто не решался иметь с ними дела. — Но я же свихнусь, сидя тут.
— Потерпи неделю-другую, — сказал Ромул, сам не веря своим словам, — и все успокоится.
— Незнаю… Мемор, сволочь, злопамятен. — Галл тяжело вздохнул. — Не удивлюсь, если к тому времени станет еще хуже.
— Мы могли бы устроить ему кое-что. — Ромул выразительно ткнул рукой перед собою.
— Ну и кто с нами пойдет?
— Испанец, наверно. Помнишь, что он говорил после боя?
— Получается трое, — мрачно отозвался Бренн. — Против всего Рима.
— Остальные скиссоры тоже, наверно, пойдут за ним.
— Успокойся, — еще мрачнее посоветовал галл. — Сам же говорил, что планы должны быть реальными.
— Тогда давай поговорим с Секстом!
— Если мы это затеем, нам точно конец.
— Наверняка, — отозвался Ромул, пожав плечами. И добавил, прислушавшись к ветру: — Ну и что? По крайней мере, умрем свободными.
Бренн вдруг вскинул голову:
— Если даже ничего не получится, мы сможем уйти из Италии. Спартак ведь именно так хотел поступить. Уйти далеко. Куда Рим не дотянется.
Загорелое лицо галла оживилось: слова юноши встретили отзвук в его душе.
— Вот это другой разговор! — Его глаза сверкнули. — Шесть лет я дожидался, когда боги дадут мне знак. — Он поднялся на ноги и отвесил Ромулу дружескую затрещину. — И они его послали — через тебя!
Ромул обрадовался перемене настроения друга.
— Как же давно я не дышал вольным ветром, не охотился в лесу. — Бренн все больше оживал. — Пошли искать скиссора.
— Завтра, — остановил его Ромул. — Мемор собирается на рынок за новыми гладиаторами. — Погибших бойцов было легко заменить, от этого гнев юноши разгорался с новой силой.
— Ладно.
Ромул твердо кивнул. Может, и впрямь они смогут начать вербовать на свою сторону гладиаторов, которые думают так же, как и они.
— Что-то у меня от всего этого жажда проснулась. Что, если нам вечерком удрать из лудус? — Бренн толкнул Ромула в плечо. — Покажу тебе мои любимые харчевни.
— Нам ведь велели сидеть взаперти. Стоит ли рисковать?
— Пошли. Мы это заслужили!
— Почему бы не выпить здесь?
— Меня уже тошнит от всего этого. — Галл стукнул кулаком по стене, отбив целый пласт отставшей штукатурки.
Ромул видел, что Бренн говорит чистую правду.
— Разве Север не в долгу у тебя? — Седовласый привратник был когда-то прекрасным гладиатором, но в последние годы пристрастился к азартной игре.
— Этот старый пьяница? — Бренн, расхаживавший по каморке, остановился. — Пожалуй, что да. Я частенько помогаю ему выплачивать долги.
— А ведь по ночам у ворот обычно караулит он.
— Вчера просил меня одолжить ему три тысячи сестерциев. Не на то поставил во время гонок колесниц в цирке Фламиния. — Галл ухмыльнулся. — Уж Север точно не осмелится нажаловаться Мемору, если мы уйдем в город.
— А если он проверит комнаты? — Ромул никак не мог прогнать тревогу.
— Исключено, — твердо заявил Бренн. — После заката Мемор не выходит из своих покоев. — Мысль о прогулке в город пришлась галлу очень по вкусу. — Вернемся перед рассветом. Никто ничего не заметит.
— Мы не должны влипнуть в неприятности.
— Договорились. Я не разобью ни одной головы.
— Пообещай.
— Слово даю, — рыкнул Бренн.
Ромулу тоже вдруг очень захотелось выпить в одной из тех таверн, которые частенько посещал галл. Если девушки-прислужницы окажутся такими, как их описывал его друг, может, удастся кого-нибудь потискать. В крови Ромула уже давно не на шутку разыгрались гормоны. Вид полуодетых проституток, зачастивших в лудус после победы, пробудил в подростке страстное желание. Как хотелось потратить на его утоление недавнюю награду! Но этому мешало отсутствие уединенного места.