Ехали медленно, не быстрее десяти, а то и семи километров в час. Виталий удивлялся тому, как переносят жажду туркмены: они за всю дорогу ни разу не пили. А может, никакой жажды у них не было? Когда Виталий во второй раз попросил остановить машину, чтобы взять у Данатара из кузова новую баклагу воды, Курт сказал:
— Напрасно столько пьешь. Воду не стоит пить.
— А что тогда пить? — удивился Виталий.
— Подожди, когда приедем. Чай будет. Вода — что вода? Она сразу из кожи вытекает.
— Правда? Тогда я потерплю, — сказал Виталий.
Через несколько километров пути каменное дно сделалось темнее.
— Здесь была вода? — спросил Виталий.
— Скоро будет, — сказал Курт. — Здесь речка есть. Вода такой мягкий — мыло не нужно. Бараний жир сама отмывает.
— Зачем тогда воду брали из дома? — спросил Виталий.
— Как — зачем? — сказал Курт. — Всегда была речка — вдруг сегодня уже нет? Это как бог даст.
— Конечно, даст, — сказал Виталий, видя за окном машины уже довольно обильную растительность.
— Так не скажи, — вступил в беседу Сердар-ага. — Вот слушай, как было. Был один джигит. Он сказал жене: «Сделай палов». Жена начала готовить. Муж сказал: «Сегодня палов поем». Жена говорит: «Если аллах даст — поешь». Он сказал: «Ай, даст, не даст — все равно поем». Тут приезжает от курбаши человек и говорит: «Курбаши позвал». Сел джигит на коня, поехал. Там у чабана проблема слючилься: иранцы нападали, баранов забрали. Надо их было поймать. Все нормально — иранцев догнали. Пока туда-сюда — темно стало. Только утром пришел джигит свой дом. Жена плов дает и говорит: «Поел ты вчера палов?» — «Нет. На другой день ем, — муж сказал. — Вчера аллах не дал».
Они объехали огромный лобастый валун и увидели нестерпимый блеск воды. Курт остановил машину. С кузова спрыгнул Данатар и вылил из солдатской фляги воду, чтобы набрать свежей. Виталий присел у воды на корточки и зачерпнул пригоршню. Вода была прохладной и вкусной.
— Хороший вода? — спросил Курт, закуривая сигарету.
— Отличная, — сказал Виталий.
— Ты еще к нам вернешься, — сказал Сер-дар-ага.
— Почему?
— Кто пил нашу воду — вернется.
Далее они ехали уже вдоль петляющей реки. Зелени становилось все больше: средней высоты деревца дикорастущего инжира, непролазные кусты ежевики, барбарис и какие-то развесистые деревья с обилием маленьких плодов, похожих видом на желтую рябину. Однако туркмены сказали, что в спелом виде эти плоды мучнистые, как финики.
— Тебе надо осенью туг быть, — сказал Курт. — Теперь срывать рано. Еще ничего не спелое.
Вскоре им пришлось оставить машину: они уперлись в рощицу. Река затерялась в тучной траве. Параллельно речке петляла тропа. Кое-где на земле виднелся овечий помет: здесь бывали со своими стадами чабаны.
Данатар спрыгнул с кузова, обвешанный вещмешками. В руках он держал скатанную валиком кошму — войлочный коврик. Курт подал Виталию блеклую солдатскую панаму:
— Надевай. А то солнце ударит.
Курт со стариком взяли только ружья и патронташи.
— Что еще мне взять из кузова? — обратился Виталий к Данатару.
Тот не понимал по-русски и в ответ лишь смущенно улыбнулся.
— Пусть несет. Он молодой, — сказал его отец. — А ты гость.
Только издали роща казалась густой. На самом деле на ее проторенной стадами тропе легко разошлись бы два человека. По левую руку взмывала скальная стена, а по правую руку от идущих еле слышно журчала река.
— Далеко еще? — спросил Виталий, тяжело дыша от зноя.
— Пятьсот метров, — сказал Курт.
Через несколько минут Сердар-ага, который шел впереди, внезапно встал, будто его пригвоздили стопами к земле.
— Няме болды, Сердар-ага? — спросил с тревогой Курт.
— Аны йылан гелья, — указал старик на тропу перед собой.
Виталий вытянул шею и увидел, как за три метра впереди извивается поступательными движениями большая, с человеческую руку толщиной, змея. Она шипела, как продырявленный надувной матрас. Казалось, ее маленькие глазки смотрят на людей гневно. Тут Виталий, повинуясь какому-то древнему инстинкту, подхватил обеими руками плоский камень и с кряхтеньем швырнул им в змею.
— Ай, не надо было! — воскликнул с непонятным сожалением Курт, и Сердар-ага проговорил что-то по-туркменски, покачав головой.
Камень буквально размазал гюрзу. Ее треугольная голова дергалась в агонии, а сквозь разлезшуюся серую шкуру виднелся рыбий позвоночник и розовая плоть. Кровь же у змеи оказалась темная, почти черная.
— Ай, убил — убил, да, — как истинный фаталист сказал Сердар-ага и носком своей черной калоши откинул еще трепещущего гада в сторону.
Они брели еще минут десять и тут увидели неглубокую тихую заводь. За ней ущелье делалось очень просторным. У скалы слева рос могучий платан с густой кроной. Под его сенью могла бы укрыться от солнца дюжина путников.
— Вай, красавица-чинара, — похвалил дерево Курт.
— Здесь будем ночевать, — сказал Виталию Сердар-ага.
Речушка в этом месте была особенно красива: бурное течение не скрывало гладких камешков дна, а вдоль берегов росла нежно-зеленая трава. Виталий сорвал один листок и убедился, что это мята.
Сердар-ага стал смотреть вдаль ущелья через бинокль, говоря при этом с Куртом по-туркменски.
Данатар торопливо организовывал привал: из раскатанной кошмы показались мелкие дрова. Он быстро нашел тонкий хворост, немного ломкой травы и разжег одной спичкой на старом кострище огонь. Костер через пару минут горел вовсю. Данатар взял закопченный металлический кувшин с носиком как у чайника и зачерпнул им воды в реке. Потом сунул кувшин почти в самый костер.
Данатар отправился за второй порцией скарба к машине, а мужчины легли на просторный войлок и закурили.
— Хорошо здесь, — сказал Виталий.
— Правда нравится? — спросил Курт. — Да, друг, у нас красивые места.
Сердар-ага сказал:
— Эти туфли у тебя как кроссовка. С нами пойдешь?
— Далеко это? — спросил Виталий.
— Километров десять по горам. Вверх-вниз.
Одно место есть — по веревке ползать надо, — сказал старик.
— Я уж лучше воздержусь, — улыбнулся Виталий.
— Ай, смотри сам, — сказал Курт. — С Данатаром останетесь.
Данатар вернулся удивительно быстро. Они вчетвером сели пить мятный чай и есть припасенные чебуреки с тыквой.
Сергей сидел рядом с водителем. Шурик ехал на заднем сиденье, придерживая сумку со снедью. Третьим человеком в «УАЗе» с выцветшим брезентовым верхом был его водитель и владелец Реджеп, сухощавый туркмен лет сорока в светлой парусиновой кепке. Он уверенно вел машину к западу от города.