– Ну вот и отлично! И, пожалуйста, целуйте, обнимайте меня на здоровье, и нечего жалеть платье! Пусть оно будет к концу дня мятое-мятое! – и Мег распахнула объятья навстречу сестрам, отчего всем стало ясно, что от новой любви старая ничуть не уменьшилась.
– Теперь пойду завяжу Джону галстук, а потом посижу немного в кабинете с папой!
Мег побежала вниз исполнять эти маленькие церемонии. А еще ей хотелось побыть с матерью. Она понимала, что как ни старается Марми казаться веселой, на сердце у нее грусть: первая пташка сегодня покидает семейное гнездо.
Ну а пока девочки вносят последние поправки в свой нехитрый туалет, самое время поведать, как истекшие три года переменили их внешность, тем более что сейчас они предстанут перед нами во всей своей прелести.
Джо не кажется уже угловатой; она научилась держаться свободно и даже обрела известное изящество. На месте былых кудряшек появились волнистые локоны до плеч, и теперь не бросается в глаза несоответствие между маленькой головкой и высокой фигурой. На загорелых щеках светится здоровый румянец, глаза стали лучистее и нежнее. Сегодня она укротила свой острый язычок, и с ее губ слетают сплошные нежности.
Бет побледнела, похудела и стала еще тише прежнего; красивые добрые глаза сделались еще больше, и в них затаилось выражение если не печали, то физической или нравственной муки. Но она переносит свое нездоровье с кротким терпением, не любит жаловаться и повторяет с надеждой, что скоро все у нее будет хорошо.
Эми по-прежнему считается украшением семьи. В шестнадцать лет она на удивление женственна. Ее нельзя назвать красавицей, но она наделена тем непередаваемым обаянием, которое принято называть грацией. У Эми неправильный нос и, пожалуй, слишком большой рот, но это, во-первых, придает лицу неповторимое выражение, а во-вторых, искупается изумительным цветом лица. Глаза у нее такие же синие, как были прежде, а золотые кудри стали еще пышнее и гуще.
Все три сестры надели платья из тонкой серебристой ткани (их лучшие летние наряды), в волосах и на груди у них алые розы. Они счастливы, что могут отдохнуть от забот и погрузиться в чтение самой увлекательной из глав в романе женской судьбы.
Ничего торжественного, «театрального» не предполагалось вдень свадьбы; все надлежало обставить естественно, по-домашнему. Правда, тетушка Марч была просто оскорблена тем, что невеста сама выбежала ей навстречу и провела в дом, что жених занят был прилаживанием упавшей гирлянды, а отец семейства, приходский священник, с мрачным видом поднимался по ступенькам, держа под мышками винные бутылки.
– Все-таки существуют же какие-то правила, – выговаривала тетушка новобрачной, садясь на предназначенное ей почетное место, шурша муаром и распространяя вокруг аромат лаванды. – Тебя никто не должен видеть вплоть до самой последней минуты, детка!
– Тетушка, пойми, я не выставляю себя напоказ! Не надо, чтобы все таращили на меня глаза, обсуждали мое платье и гадали, сколько потрачено на угощение. Я просто счастлива, и мне ни к чему думать, какое я произвожу впечатление. Пусть этот день пройдет так, как мне хочется. Джон, вот, возьми молоток!
И она стала помогать жениху в «совершенно не подобающем занятии».
Мистер Брук даже не сказал «спасибо», но, принимая из рук своей суженой совершенно не романтический инструмент, расцеловал ее и потом так на нее посмотрел, что суровая тетушка полезла за носовым платком.
Наконец грохот, крик, хохот по поводу некорректного возгласа Лори: «Зевс-Аммон! Джо сейчас опрокинет торт!» – создали самую настоящую суматоху. И так продолжалось, пока не объявилась толпа кузин.
И вот «праздник наступил», как любила выражаться Бет, когда была маленькой.
– Пусть этот юный великан не мельтешит у меня перед глазами, он мне досаждает хуже москитов! – шепнула старушка на ухо Эми.
В это время зал был уже переполнен и темный «ежик» Лори возвышался над другими головами.
– Он обещал сегодня вести себя как следует, а когда он захочет, то умеет быть очень даже элегантным, – возражала Эми, желая уберечь юного Геркулеса от нападок «дракона».
Свадебного шествия не было, но в комнате как по команде воцарилось молчание, когда мистер Марч и молодая пара заняли свои места под зеленой аркой. Мать и сестры сгруппировались рядом, словно не желая отпускать от себя Мег. Отец говорил эмоциональнее, чем обычно, но это сделало церемонию даже более красивой и торжественной. У жениха так дрожали руки, что было заметно со стороны, но Мег с такой нежностью посмотрела на него, что сердце матери преисполнилось радостью, а тетушка фыркнула во всеуслышание.
Джо едва не плакала, потому что на нее смотрел своими черными глазами Лори – насмешливо, заинтересованно и озорно. Бет приникла к материнскому плечу, а Эми продолжала стоять неподвижно, как статуя, и солнце освещало ее бледный лоб и цветы в волосах.
Мег в ту минуту, когда поняла, что она объявлена замужней дамой, воскликнула: «Первый поцелуй маме!» – что тут же и сделала. В последующие четверть часа она еще больше, чем прежде, напоминала розу, и теперь все пользовались малейшим предлогом, чтобы высказать ей свое доброе отношение, от мистера Лоренса до старой Ханны, которая, с какой-то невероятной прической на голове, припала к ней в холле, рыдая и повторяя: «Ты благословенна стократ! Торту ничего не сделалось, вообще все у тебя замечательно!»
Все сразу приободрились, говорили что-то из ряда вон выходящее или, по крайней мере, пытались говорить, у всех на сердце было легко, и каждому хотелось смеяться. Подарков напоказ не выставили, оставив их в «игрушечном доме». На завтрак не было никаких изысканных яств – просто на стол, украшенный цветами, поставили фрукты и торт. Мистер Лоренс и тетушка Марч пожимали плечами и заговорщически улыбались друг другу; три Гебы не обнесли застолье никакими амброзиями, кроме лимонада и кофе. Никто из гостей ничего не сказал Лори, когда он, взявшись прислуживать невесте, появился с подносом в руках и загадочным выражением на лице.
– Никак Джо переколотила все бутылки? – прошептал он. – Или мне показалось, что я видел осколки?
– Нет, твой дед милостиво подарил нам на свадьбу вино лучших сортов. А кое-что еще даровала тетушка Марч. Однако отец, оставив часть вина Бет, все остальное отправил в Солдатский приют. Понимаешь, он считает, что вино рекомендуется только больным; а мама говорит, что в этих стенах ни она, ни ее дочери ни одному молодому человеку не нальют ни глотка.
Мег говорила это со всей серьезностью и ожидала, что Лори либо нахмурится, либо расхохочется, но ни того, ни другого не случилось. Взглянув на нее украдкой, юноша выпалил в своей обычной манере:
– Что ж, я не возражаю. Вино в стенах этого дома уже причинило столько вреда, что пусть бы все женщины придерживались того же мнения.
– Ты не становишься с годами мудрее! – в голосе Мег прозвучало явное раздражение.
– Не становлюсь! Но сейчас я вовсе не шучу. Для меня вино не такое уж искушение. Как вода – вряд ли вино намного вреднее воды. Нет, я за ним не гонюсь. Но когда тебе предлагает его прелестная девушка, то как тут отказаться?