– И ты, так уж и быть, выпьешь! Не ради вина, а ради девушки! Послушай, Лори, обещай мне, что никогда не будешь пить! Пусть у меня будет еще один повод называть этот день самым счастливым в моей жизни.
Внезапность и серьезность требования на миг смутили молодого человека: насмешку порой бывает вынести тяжелее, чем отказ от любимого удовольствия. Но Мег знала, что если Лори дает слово, то всегда держит его. Поэтому, чувствуя свою власть, решила воспользоваться ею для блага молодого человека. Она не сказала больше ничего, но ее счастливое лицо было без того красноречиво, а улыбка как будто говорила: «Сегодня никто не вправе мне отказать!» Уж Лори точно не мог отказать ей, и, ответив улыбкой на улыбку, он протянул ей руку и сказал от всего сердца: «Я обещаю вам это, миссис Брук!»
– Очень тебе за это признательна.
– А я выпью за долгую жизнь твоего обещания, Тедди! – воскликнула Джо, наливая ему лимонад, а себе – доброе красное вино.
Итак, тост был провозглашен, а данное обещание сдержано вопреки великим искушениям. Так девушки с их врожденной мудростью улучили счастливое мгновение и оказали своему товарищу услугу, за которую он потом будет благодарить их до конца своей жизни.
После обеда гости, разбившись на пары и группы, прогуливались по комнатам и выходили в сад насладиться свежим воздухом. Счастливые Мег и Джон остановились посреди лужайки, а Лори печально вздохнул, сожалея о том, что подходит к завершению эта не совсем обычная свадьба.
– Давайте танцевать, как немцы! Пусть все семейные возьмутся за руки и поведут хоровод вокруг молодоженов. Ну а мы, бакалавры и старые девы, потанцуем парами в сторонке! – радостно завопил Лори, и в паре с Эми понесся по тропинке.
Их веселость была так заразительна, что захватила всех. Мистер и миссис Марч с тетушкой и дядюшкой Кэррол образовали круг, а к ним быстро пристроились и остальные; даже Салли Моффат, немного помешкав, вошла в круг и втянула за собою Неда. А мистер Лоренс и тетушка Марч сделались объектами для шуток: когда величавый старик с торжественным видом приблизился к пожилой даме, она сунула себе под мышку свою трость и присоединилась к хороводу «семейных». Тем временем молодежь кружила по всему саду, как бабочки летней порой.
Накатившая на всех усталость не дала импровизированному балу затянуться, и гости начали расходиться.
– Я желаю тебе только хорошего, от всей души желаю; но мне кажется, что ты еще не раз пожалеешь, – уже прощаясь, сказала тетушка Марч, обращаясь к Мег.
– Вам досталось сокровище, молодой человек, – не преминула заявить она жениху, когда тот провожал ее к карете, – так постарайтесь доказать, что вы владеете им по праву!
– Это самая очаровательная свадьба, какую только я видела, Нед. Хотя, право, не знаю, в чем дело: ведь во всем этом не было и намека на стиль! – заявила дорогой своему мужу миссис Моффат.
– Лори, мой мальчик, если в будущем ты захочешь быть столь же счастливым, женись на одной из этих девочек, ты меня очень порадуешь, – произнес мистер Лоренс, усаживаясь отдохнуть после свадебной суматохи.
– Я сделаю все, чтобы отблагодарить вас, сэр! – явно невпопад повторил свою дежурную фразу Лори, осторожно высвобождая из петлицы крошечный букетик, вложенный туда Джо.
«Игрушечный домик» находился неподалеку, так что все свадебное путешествие Мег свелось к тихой прогулке от старого жилища к новому. Когда она, похожая на хорошенькую квакершу в своем костюме серебристого цвета и соломенной шляпе с белым ободком, подошла к своей калитке, все общество, обступив ее, начало прощаться так, будто она отправлялась в далекое странствие.
– Мамочка, пожалуйста, не думай, что я тебя покинула, и не считай, что если я так сильно люблю Джона, то меньше люблю тебя, – проговорила Мег, со слезами приникая к материнской груди. – Папа, я все равно буду каждый день к вам приходить, и, пожалуйста, любите меня по-прежнему. Бет собирается стать моей помощницей, но пусть Эми и Джо тоже приходят посмеяться над тем, какая я неуклюжая хозяйка. Спасибо вам, что устроили мне такую чудесную свадьбу. До свидания! До свидания!
Родители смотрели ей вслед, исполненные любви, надежд, тихой гордости, а она уходила, опираясь на руку своего мужа и с трудом удерживая огромный букет. Июньское солнце озаряло ее счастливое лицо. Так началась замужняя жизнь Мег.
Много воды утечет, прежде чем человек научится понимать разницу между присущей многим одаренностью и настоящим талантом. А юношам и девушкам, обладающим честолюбием, такое понимание дается особенно трудно. Эми постигла эту разницу ценою немалых огорчений. С присущим молодости запалом, принимая обычную увлеченность за подлинное вдохновение, она перепробовала себя буквально во всех видах искусства. Не боясь запачкать пальчики и наряды, она посвящала часы и дни рисованию пером и, надо сказать, проявила в этом деле изрядный вкус и сноровку. К тому же получала от занятия не только удовольствие, но и некоторую прибыль.
Однако вскоре она перенапрягла зрение и, оставив любимое занятие, стала учиться выжигать по дереву. Пока продолжалось это новое увлечение, все домашние пребывали в страхе оказаться погорельцами, потому что запах гари распространялся по всем комнатам, и весьма часто с мансарды или из сарая тянулась угрожающая струйка дыма. Раскаленные наконечники прибора для выжигания раскидывались повсюду, и каждый вечер перед сном Ханна приносила в дом большое ведро с водой и клала к себе на тумбочку колокольчик, всерьез опасаясь пожара. Зато теперь на кухне дощечку для теста украшал весьма впечатляющий портрет Рафаэля; на торце пивного бочонка был выжжен толстощекий Бахус; на крышке сахарницы парил херувим; даже на полене, предназначенном для растопки, обнаружили недурную копию литографии «Гаррик, покупающий перчатки для гризетки».
Но Эми сильно обожгла руки огнем и горячим растительным маслом, так что выжигание вскоре было забыто ради следующего увлечения. Она стала писать красками. Приятель художник снабдил ее старыми палитрами, кистями и красками, и она пекла, как блины, пасторали и марины. Ее чудовищные коровы и свиньи брали призы на сельскохозяйственной ярмарке, а пейзажи кораблекрушений грозили вызвать приступ морской болезни у зрителя, знакомого с кораблями и водной стихией. Но, впрочем, все кончалось добродушной шуткой в адрес художницы, мало смыслящей в устройстве палуб и парусной оснастке.
Из угла ее комнаты, превращенной в мастерскую, на гостей смотрели смуглые мальчишки и черноглазые мадонны, отдаленно напоминающие полотна Мурильо; или навеянные Рембрандтом бурые тени с трагическим акцентом не там, где следует; Рубенс подарил картинам Эми полнокровных матерей с пухлыми чадами; ну а Тернер отозвался образом бури со свинцовыми тучами, рыжими молниями, бурыми дождями и пурпурными закатами, причем в центре обязательно помещалось нечто напоминающее помидор, так что зрителям оставалось спорить, что это такое: солнце ли, бакен, матросская куртка или мантия короля.
Затем она стала делать портреты углем, на которых все члены семьи представали такими черными и перепуганными, словно их только что извлекли из угольной ямы. Пастельные наброски, более мягкие, получались у Эми значительно лучше; здесь она умела добиться сходства, и ее собственные волосы, носик Джо, губки Мег и глазищи Лори выглядели на портретах «просто восхитительно».