Book.

Слова Бекки еще больше раздражали мисс Минчин. Даже какая-то судомойка, и та становится на сторону этой девчонки, которую сама она не терпит. Это уж слишком!

– Я, конечно, не позволю, – резко сказала она, топнув ногою. – Она сама будет прислуживать себе да и другим тоже. Ступай вон сию же минуту, или я откажу тебе от места!

Бекки накинула на голову фартук и бросилась из комнаты. Она побежала в кухню и, усевшись там, между горшками и кастрюлями, начала рыдать так горько, как будто ее сердце готово было разорваться.

– Все вышло, как в волшебной сказке, – всхлипывая, шептала она. – Там принцессы тоже всегда страдают!

Мисс Минчин смотрела еще суровее и неприступнее, чем обыкновенно, когда спустя несколько часов к ней вошла Сара, за которой она посылала.

Веселое празднество, так неожиданно прерванное, казалось Саре сном или чем-то бывшим много лет тому назад не с ней, а с какой-то другой девочкой.

Ничто теперь не напоминало о празднике. Гирлянды остролистника сняли со стен, скамейки и пюпитры снова поставили на места. Гостиная мисс Минчин имела такой же вид, как всегда – в ней не осталось никаких следов празднества, – а сама мисс Минчин сняла свое парадное платье. Ученицам тоже велели переодеться и отправляться в класс, где они взволнованно перешептывались, собираясь кучками.

– Пошли Сару ко мне, – сказала сестре мисс Минчин, – и внуши ей, что я не потерплю ни слез, ни душераздирающих сцен.

– Этого опасаться нечего, – возразила мисс Амелия, – она очень странная девочка. Помнишь, как скрывала она свое горе, когда капитан Кру уехал в Индию? И теперь она держала себя так же. Когда я сказала ей, что отец ее умер, она не двинулась с места и не проронила ни слова. Только глаза стали как будто больше и побледнела она, как смерть. Когда я кончила, она с минуту смотрела на меня, а потом подбородок у нее задрожал и она, выбежав из комнаты, бросилась наверх. Некоторые девочки заплакали, услыхав, что случилось, но она не видала ничего и только слушала меня. Мне было как-то неловко, что она молчит. Когда рассказываешь людям что-то особенное и важное, то всегда ждешь от них ответа.

Никто, кроме Сары, не знал, что происходило в ее комнате, когда она убежала туда и заперла за собою дверь. Она и сама помнила лишь смутно, как сквозь сон, что она ходила взад и вперед по комнате и твердила каким-то странным, не своим голосом:

– Мой папа умер! Мой папа умер!

Один раз она остановилась около Эмили, которая смотрела на нее со своего стула, и с отчаянием крикнула:

– Эмили! Ты слышишь? Папа умер! Он умер в Индии – за тысячи миль отсюда!

Когда Сара вошла в гостиную мисс Минчин, лицо ее было бледно, глаза окаймлены темными кругами, а губы крепко сжаты, как будто она твердо решилась не выдавать своего горя.

В настоящую минуту она была совсем не похожа на ту сияющую хозяйку праздника в легком розовом платье, которая перепархивала, как бабочка, от одного подарка к другому в украшенной зеленью классной комнате. Теперь это была бледная, убитая горем, одинокая девочка.

Она переоделась без помощи Мариетты в давно уже брошенное черное бархатное платье. Оно было ей слишком коротко и узко, и ее тоненькие ножки, выступавшие из-под короткой юбки, казались слишком длинными и худыми. Так как у нее не нашлось черной ленточки, то ее короткие густые темные волосы не были перевязаны ничем и свободно падали ей на плечи, отчего лицо казалось еще бледнее. Она держала в руке Эмили, завернутую в кусок черной материи.

– Бросьте куклу, – сказала мисс Минчин. – Зачем вы принесли ее сюда?

– Нет, я не брошу ее, – ответила Сара. – Это все, что у меня есть. Мне подарил ее папа.

Мисс Минчин часто чувствовала себя не совсем ловко, разговаривая с Сарой. Ей стало неловко и теперь. Твердый, спокойный тон Сары подействовал на нее как всегда, и она решила не настаивать – может быть, отчасти и потому, что сознавала, как жестоко и бессердечно поступает с девочкой.

– У вас теперь не будет времени играть в куклы, – сказала она. – У вас будет много дел, вам придется приучаться быть полезной.

Сара пристально смотрела на нее своими большими странными глазами, но не проронила ни слова.

– Теперь ваша жизнь переменится, – продолжала мисс Минчин. – Мисс Амелия объяснила вам все?

– Да, – ответила Сара. – Мой папа умер. Он не оставил мне денег. Я теперь не богата, а бедна.

– Вы нищая, – сказала мисс Минчин, раздражаясь при воспоминании о том, какое значение это имело для нее самой. – И у вас нет ни родных, ни дома и никого, кто бы позаботился о вас.

По худенькому, бледному личику пробежала как будто судорога, но Сара не сказала ничего.

– Что же вы молчите? – резко спросила мисс Минчин. – Неужели вы так глупы, что не понимаете? Повторяю вам еще раз: вы теперь одна на свете, никто не позаботится о вас, и вам некуда деваться, если я не позволю вам из милости остаться в школе.

– Я понимаю, – тихо ответила Сара, как будто проглотила что-то стоявшее у нее в горле. – Я понимаю.

– Эта кукла, – сказала мисс Минчин, показывая на последний подарок, полученный Сарой от отца, – эта смешная кукла с ее нелепым, роскошным гардеробом – не ваша. Я заплатила за нее.

Сара взглянула на куклу.

– Последняя кукла! – сказала она. – Последняя кукла!

И ее грустный голос зазвучал как-то странно.

– Последняя кукла? Совершенно верно! – воскликнула мисс Минчин. – И она моя, а не ваша. Все ваше теперь принадлежит мне.

– Так возьмите ее, – сказала Сара, – она не нужна мне.

Если бы Сара жаловалась, плакала и приходила в отчаяние, мисс Минчин была бы терпеливее с ней. Она была женщина властная, любившая, чтобы ей подчинялись, а глядя на бледное, гордое лицо Сары и слушая ее спокойный голос, мисс Минчин чувствовала, как ее власть превращается в ничто.

– Прошу не говорить со мной таким важным тоном! – воскликнула она. – Теперь вам придется оставить это: вы уже не принцесса. Ваш экипаж и вашего пони отошлют. Вашу горничную отпустят. Вы будете носить самые старые и простые из ваших платьев – роскошные туалеты не подходят к вашему настоящему положению. Теперь вам, как Бекки, придется зарабатывать себе на хлеб.

Лицо Сары, к удивлению мисс Минчин, немного просветлело при этих словах.

– Я могу работать? – сказала Сара. – Что же мне придется делать?

– Все, что вам прикажут, – ответила мисс Минчин. – Если вы сумеете быть полезной, я оставлю вас в школе. Вы хорошо говорите по-французски и можете учить французскому языку младших воспитанниц.

– Могу? – воскликнула Сара. – О, пожалуйста, позвольте мне! Я знаю, что сумею учить их. Они любят меня, и я люблю их.