Вот что он собирался сделать!
Несколько месяцев спустя после своего побега двойник оказывается в одной горнопромышленной провинции Севера, на расстоянии какого-нибудь ружейного выстрела от границы. Он произносит последнюю речь на крыльце дворца Цезаря Эльпидио де Менезеса Мартинса. Над головой оратора, во весь фасад здания — огромный портрет Перейры. Внизу, у его ног — центральная площадь маленького городка, черная от стечения народа. По флангам — губернатор Цезарь Эльпидио в белой униформе, трое самых крупных землевладельцев данного региона, несколько офицеров охраны, начальство близлежащих поселков и Мануэль Калладо Креспо, который всегда сопровождает президента в официальных поездках. Десяток грузовиков выстроились полукольцом, окружив губернаторский дворец. Они стоят в белых чехлах, как шатры, обещающие невиданные чудеса. А он, двойник, стоит на крыльце, над этими грузовиками, лицом к народу, и играет роль замечательного президента, который никогда не является без подарков. Это его последнее выступление. Он произносит здесь свою последнюю речь президента. Сегодня вечером он сходит со сцены. Он, в свою очередь, тоже подготовил себе двойника.
Вот уже целый месяц везде, где бы он ни появлялся, он произносил одну и ту же речь: составленное Перейрой воззвание к крестьянам становиться шахтерами. «Приоритет эксплуатации недр есть великое дело настоящего момента. Этого требует прогресс, — утверждает президент с высоты своей кафедры — крыльца. — Необходимо развитие, — утверждает президент, — оно столь же неизбежно, — утверждает президент, — как и электричество, которое плетет в нашей ночи световую сеть», — и президент обводит рукой, указывая на электрические столбы, совсем недавно возведенные вокруг площади. Президент также не забывает и пошутить со своей аудиторией. Например, он спрашивает, могла ли Святая Дева, единственная почитаемая в этой стране, здесь же, среди достопочтенного собрания, предсказать, что «вы сможете управлять сменой дня и ночи в собственной спальне простым нажатием на маленький банан»? И хотя все они располагаются в одном большом бараке, все спят в гамаках, освещая свое жилище небольшими лампами, плюющимися маслом, хотя ни один из них не может даже отдаленно представить себе этот волшебный банан, все они смеются от счастья, как если бы этот бананчик в самом деле висел в головах родительской кровати. Они так безоговорочно верят словам президента! Ведь это он сам, собственноручно, убил мясника Севера! Они все явились сюда, чтобы внимать своему президенту! И все они сегодня же вечером явятся излить свои беды его уху, под цезальпинией, во дворце старого Цезаря Эльпидио! Президент говорит с ними, превращая свою речь в красочные картины. Он убеждает их сменить заступы крестьян на кирки шахтеров. Понимают ли они разницу между баклажаном и золотым самородком? Это загадка. Президент предлагает им эту загадку. Какая разница между баклажаном и самородком? Да? Нет? Они знают? Не знают? Президент заигрывает с ними, ожидая ответа. А они не спешат отвечать. Даже те, кто уже слышал раньше эту же самую речь где-то в другом месте, потому что они любят, когда президент разыгрывает ожидание. В такие моменты кажется, что он так близок вам, как товарищ, взошедший на трибуну, плечом к плечу с тобой, и вот сейчас он как двинет речь!
— Баклажан заставляет вас ждать, в то время как самородок только и ждет вас, ребята, вот и вся разница!
Здесь он начинает изображать крестьянина, который ждет, пока созреет баклажан, и вся площадь взрывается одним веселым смехом. Вот умора — крестьянин в ожидании баклажана!
— Золоту же не страшна засуха, — продолжает президент уже серьезно. — Золото не боится ни времени, ни ненастья. Золото, серебро, бронза, никель и нефть лежат там, где оставил их Бог, чтобы человек нашел их и разделил со своим ближним.
Президент делает небольшие паузы между каждой следующей фразой. И вдруг — вопрос:
— Вы хотите, чтобы пришли иностранцы и вместо вас выкопали золото, которое Господь спрятал в глубине вашей земли?
(Заметьте, он не сказал «нашей», он сказал «вашей» земли.)
«Нет, — гремит толпа, — не надо шахтеров-иностранцев, нет!»
Так говорит президент. Это весьма тонкий подход, хоть на первый взгляд этого не скажешь. Он обращается к крестьянам Севера, тем самым, которых покойный Генерал Президент еще не так давно истреблял, как раз потому, что они отказывались покидать свои поля, чтобы спуститься в шахты.
— Конечно, здесь нужны крестьяне! Шутка с баклажанами лишь для того, чтобы вас позабавить, но нам нужны крестьяне, вакейрос [22] и охотники, это сама жизнь, это чрево, полное ваших собратьев шахтеров! А когда шахтеры утомятся, они в свою очередь станут крестьянами, крестьянин возьмет кирку шахтера, а шахтер — лопату крестьянина, потому что необходимо, чтобы крестьянин обогащался, а шахтер дышал свежим воздухом, и это называется братством, в этом и есть сила родины, ваше братство, могучая сила нашей родины!
(В этот раз он сказал «нашей», «нашей родины».)
Овации, естественно.
Так говорит президент. В следующем потоке фраз он станет восхвалять регулярность заработной платы по сравнению с сомнительностью урожаев. Зарплата шахтера — это живительный дождь в конце каждой недели. В субботу вечером протягиваешь ладони, и они наполняются, никаких засух! Загвоздка лишь в том, что, по слухам, шахты больше убивают, чем кормят, а за рабочими там следят начальники в форме и обращаются с ними, как с рабами, и ни один грамм золота не упадет к вам в карман. «Вы ведь слышали об этом, не так ли? И даже из первых уст! Вы слышали это от тех, кто вернулся оттуда, полумертвые кумы и сваты, на глазах у которых их же братья погибали, раздавленные обвалами плохо укрепленных сводов, унесенные потоками грязи, задушенные при находке своего первого самородка, сожранные шахтерской лихорадкой, скончавшиеся от помешательства. Не так ли? Так вот, это была правда! — восклицает президент. — Ваши свидетели сказали вам правду! — И он видит, как это слово «правда» отражается на лицах слушающих. — Самая настоящая правда, — продолжает он. Прежде чем добавить, гораздо тише, среди гула закипающей ярости, почти как если бы он клялся собственной головой: — Но все это было до меня».
Так говорит президент.
— Посмотрите мне в глаза! Все, смотрите мне в глаза, ну же!
И все, до самых последних рядов на другом конце площади, ищут глаза президента, и каждый лично погружается в них.
— Вы полагаете, что я способен лгать вам, как покойный Генерал Президент?
Пусть они хорошенько подумают! Неужели он избавил их от этого палача, чтобы в свою очередь явиться сюда и обманывать их, прямо здесь, он собственной персоной, и именно их? — «Я? Я!» И он видит, как они отрицательно качают головами, он слышит, как они в один голос отвечают «нет».
— Это ваши погибшие товарищи послали меня к вам: твой отец, за которого я отомстил, твой брат, за которого я отомстил!