Местность была пустынная и унылая. Деревья и кусты качались под порывами ветра, шурша еще оставшимися на них сухими листьями. Ни на дороге, ни в поле никого не было видно; не слышно было ни стука колес, ни ударов кнута. Только сороки прыгали на дороге и при нашем приближении взлетали на деревья.
На севере показалось какое-то белое облачко, оно увеличивалось и приближалось к нам. Это была стая диких гусей, летевших с севера на юг.
Холодный ветер становился все сильнее, и скоро в воздухе запорхали, как бабочки, легкие снежинки. А мы еще не прошли и половины дороги. Но я не особенно беспокоился; я даже думал, что от снега стихнет ветер и станет теплее.
– Мы не дойдем сегодня до Труа, – сказал Витали. – Нужно будет остановиться в первой же деревне.
Его слова обрадовали меня. Скорее бы показалась какая-нибудь деревушка!
Но как ни внимательно смотрел я вперед, я не видел никаких признаков жилья. Дорога, напротив, шла в лес, густой и темный, которому, казалось, не было конца. Нет, на деревню нечего рассчитывать. Но, может быть, перестанет идти снег?
Однако он не перестал, а пошел сильнее. Скоро он уже толстым слоем лежал на земле. Мы тоже были все в снегу, и я чувствовал, как он таял у меня на шее и холодной струйкой бежал по спине. Витали, которому приходилось немного приоткрывать свою куртку, чтобы Проказник не задохнулся, было не лучше моего. Собаки тоже приуныли и жалобно посматривали на нас.
Промокшие до костей, окоченевшие от холода, мы с трудом подвигались вперед. Хоть мы были в лесу, но он нисколько не защищал нас, так как ветер дул нам прямо в лицо.
Наконец он немножко утих, зато снег повалил крупными хлопьями. Время от времени Витали смотрел по сторонам, как будто искал чего-то. Но нигде не видно было ничего, кроме деревьев, ветки которых опускались под тяжестью снега.
А я смотрел вперед, думая, скоро ли кончится лес и не покажется ли вдали деревня. Но трудно было рассмотреть что-нибудь сквозь густую пелену падающего снега.
Положение было неприятное, однако мы не могли остановиться и вынуждены были двигаться вперед, хоть идти было очень трудно и ноги вязли в снегу.
Вдруг Витали поднял руку и показал налево. Я посмотрел туда – на полянке виднелся шалаш из прутьев. Мы свернули с дороги и с большим трудом, то и дело проваливаясь в снег, добрались до шалаша.
Слава Богу! Наконец у нас есть приют. Собаки тоже обрадовались и, вбежав в шалаш, стали валяться, чтобы обсушиться.
– Я так и думал, что тут найдется какой-нибудь шалаш, – сказал Витали. – Теперь снег может падать сколько угодно.
– Пусть падает! – кивнул я.
В шалаше была земляная скамья и несколько больших камней вместо стульев. Но что было для нас приятнее всего в эту минуту – в углу было сложено из кирпичей что-то вроде очага.
Какое счастье! Можно будет развести огонь!
И через несколько минут он уже ярко запылал. Правда, дым, не выходя в трубу, расстилался по шалашу, но мы не обращали на это внимания и радовались тому, что можем согреться.
Собаки улеглись около огня, а через некоторое время к ним присоединился и Проказник. Сначала он осторожно выглянул из под меховой куртки Витали, чтобы узнать, куда это мы пришли, а потом соскочил на землю и, заняв самое лучшее место перед огнем, протянул к нему свои маленькие дрожащие ручки.
Теперь нам нечего было бояться холода, но мы были голодны. К счастью, у Витали нашелся запас провизии: краюшка хлеба и немного сыру. И, увидев эти припасы, мы все очень обрадовались.
К сожалению, порции наши были очень невелики, так как Витали отрезал только половину хлеба, а другую спрятал.
– Я не знаю дороги, – сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд. – Может быть, до самого Труа нам не встретится ни одного трактира или постоялого двора, а потому нужно беречь провизию. И леса этого я не знаю. В этой местности очень много лесов, они тянутся без конца.
Как ни мало мы поели, но это все-таки подкрепило наши силы. К тому же нам было тепло, и мы могли отдохнуть.
А снег все шел. В отверстие шалаша, служившее дверью, было видно, как крупные хлопья падали не переставая. Ветер совсем утих.
Собаки заснули около огня. Мне тоже хотелось спать, так как утром я встал очень рано. Да и гораздо приятнее было спать, чем смотреть на снег.
Не знаю, сколько времени я спал. Когда я проснулся, снег перестал падать, но его навалило так много, что, если бы мы вздумали пуститься в путь, то проваливались бы в него до колен.
Который теперь час? Я не мог спросить этого у Витали – у него уже давно не было часов. Он истратил много денег на штраф, сборы в последнее время были плохие. Кроме того, пришлось купить кое-что в Бордо – в том числе и мою меховую куртку, – поэтому он был вынужден продать свои большие серебряные часы, по которым Капп узнавал время.
– Нам придется пробыть некоторое время здесь, – сказал Витали. – Тут у нас, по крайней мере, есть крыша над головой и огонь.
Я подумал, что у нас нет хлеба, но ничего не сказал.
– Мне кажется, скоро снова пойдет снег, – продолжал он. – Не следует пускаться в путь в такую погоду, не зная к тому же, далеко ли до ближайшей деревни. Лучше переночевать здесь.
Это было, конечно, гораздо лучше.
Витали вынул оставшийся кусок хлеба и поделил его между нами поровну. Куски были небольшие, и мы живо покончили с ними.
Между тем стемнело, и снова пошел снег. Собаки улеглись около огня; я тоже лег и, завернувшись в свою меховую куртку, положил голову на плоский камень вместо подушки.
– Поспи еще немного, – сказал мне Витали, – а когда мне захочется спать, я разбужу тебя. Нужно смотреть за огнем и не давать ему потухнуть.
Я закрыл глаза и в ту же минуту крепко заснул.
Когда Витали разбудил меня, была уже ночь. Снег перестал падать, в очаге ярко горел огонь.
– Ну, теперь твоя очередь, – сказал Витали. – Видишь, сколько я наготовил хворосту? Тебе нужно только подкладывать его и поддерживать огонь.
Сказав это, он лег, прижав к себе Проказника, и скоро по его ровному дыханию я понял, что он заснул.
Тогда я встал и на цыпочках подошел к отверстию, чтобы посмотреть, какова погода. Стало гораздо холоднее. Все кругом было бело, на небе сверкали звезды. Какое счастье, что мы нашли этот шалаш! Что было бы с нами в такую погоду в лесу?
Хоть я ступал очень тихо, но собаки все-таки проснулись, и Зербино подошел ко мне. Должно быть, ему тоже хотелось посмотреть, что делается в лесу, и он хотел выйти из шалаша.
Я сделал ему знак, чтобы он остался. Что за охота выходить на воздух в такую холодную погоду? Разве не лучше лежать около огня? Он послушался, но продолжал поглядывать на дверь.
Я смотрел на снег, покрывавший землю, и мне стало грустно. Я подошел к огню, подбросил хворосту и сел на камень, служивший мне подушкой.