— В первую очередь… А теперь идите, пока кто-нибудь еще не пришел за этим фалом. А я побуду здесь, пока меня не позовет мой долг.
Он кивнул и вышел. Джорджина уселась между двумя бухтами и оперлась затылком о шпангоут. Она вздохнула, подумав о том, что день выдался весьма неприятный. Мэлори… У него есть имя. Джеймс Мэлори. Она решила, что ей не нравится имя даже больше, чем сам человек. «Согласись, Джорджина, ты даже вида его не выносишь. Тебе становится дурно от его прикосновений».
Она здорово невзлюбили его, и даже не за то, что он англичанин. Но ничего не поделаешь. Ей так или иначе придется скрывать свою неприязнь и притворяться по крайней мере безразличной.
Она вздохнула и потрогала бинты, впивающиеся в тело. Как было бы здорово их снять хотя бы на несколько часов. Но пойти на это она не могла. Если ее секрет раскроют, то будет даже хуже, чем она предполагала, потому что судьбу ее станет вершить он. Когда Джорджина стала впадать в дремоту, ее губы сложились в самодовольную улыбку. Все же этот человек не только противный, но еще и глупый. Дурачить его совсем несложно, и по этому поводу вполне можно позлорадствовать.
— Джорджи!
Ее голова спросонья дернулась вперед, но затем снова качнулась назад и стукнулась о шпангоут. К счастью, масса волос и кепка смягчили удар. Она сердито уставилась на Мака, который все еще продолжал трясти ее за плечо. Джорджина раскрыла было рот, чтобы выразить свое неудовольствие, но Мак опередил ее:
— Какого черта ты здесь делаешь? Он уже послал людей, чтобы тебя срочно разыскали и привели!
— Что? Кто? — Внезапно до нее дошло, где она находится и кто ее может разыскивать.. — Ах, он… Он может… — Нет, это было бы ошибкой с ее стороны. — А который час? Я не опоздала подать ему обед?
— По крайней мере на целый час. Джорджина чертыхнулась себе под нос, поднялась и направилась к двери.
— Как вы думаете, мне идти сразу к нему или на камбуз за обедом? — бросила она через плечо.
— Вначале еда. Если он голоден, это может помочь.
Она обернулась.
— Чему помочь? Разве он зол?
— Я не видел его, но сама посуди, девочка, — наставительно сказал Мак. — Сегодня первый день твой работы под его началом, а ты уже…
— Я не виновата, что заснула, — перебила его Джорджина. — К тому же он сам приказал мне вздремнуть!
— Ну, ладно, может, все обойдется. А теперь не теряй времени и иди.
Она отправилась на камбуз, хотя тревога в душе не утихала. Капитан приказал ей спать, но в своей каюте, где мог разбудить ее, когда нужно принести еду. Не потому ли он хотел иметь ее всегда под рукой? А сейчас он вынужден посылать на розыски людей. Проклятие и еще раз проклятие! А она-то думала, что на сегодня со всеми неприятностями покончено.
Джорджина шумно ворвалась на камбуз. Кок и двое его помощников, прервав работу, удивленно уставились на нее.
— Поднос для капитана готов, мистер О'Шон? О'IIIон ткнул испачканным в муке пальцем.
— Давно готов.
— Еда не остыла?
Он выпрямился во весь свой невысокий рост и с вызовом произнес:
— Нет, конечно. И почему бы ей остыть, если я минуту назад в третий раз все подогрел? Я даже собирался послать Хора на…
Но Джорджина уже не слушала его. Она бежала с тяжелым подносом, еще более широким и тяжелым, чем утром. Трое мужчин крикнули ей вслед, что ее ищет капитан. Она не остановилась и ничего не ответила, но тревога ее усилилась.
«Он сказал, что не будет драть меня за уши. Он сказал, что не будет». Она повторяла это на всем пути и уже возле самой двери, когда на ее стук раздалось короткое «Входи».
Первое, что она услышала, когда шагнула в каюту, были слова первого помощника:
— Надо надрать ему уши! Господи, до чего же она ненавидела этого человека! Однако вместо того чтобы устремить взгляд, полный гнева и ненависти, на первого помощника, она склонила голову, ожидая реакции Джеймса Мэлори, — в сущности, только его реакция и имела значение.
Но капитан молчал, и она не могла составить представления о его настроении. Взглянуть же на капитана она не решалась, полагая, что выражение его лица лишь усилит ее смятение.
Джорджина вздрогнула, когда он наконец-то спросил:
— Так что ты можешь сказать, юнга? Разумно. Он намерен быть разумным и хочет выслушать, что она может сказать в свое оправдание. Этого она не ожидала, но все же подняла голову и встретилась со взглядом ясных зеленых глаз капитана. Он сидел за пустым столом рядом с Конрадом Шарпом, и Джорджина вдруг осознала, что из-за ее оплошности они оба вынуждены были ожидать обед. И в то же время она испытала некоторое облегчение, потому что капитан не выглядел слишком разгневанным. Конечно, выражение его лица нельзя было назвать добрым, но этот здоровенный бугай, в общем, всегда казался таким. Однако признаков гнева в нем она тоже не обнаружила. Правда, она пока не знала, как выглядит этот человек в гневе. Может, именно так, как сейчас?
— А может, еще и выпороть, — нарушил затянувшееся молчание Конрад. — Чтобы научился отвечать, когда его спрашивают.
На сей раз Джорджина не удержалась и метнула на него убийственный взгляд. Однако этот рыжий тип в ответ только хмыкнул. Взглянув на капитана, она увидела, что тот с непроницаемым лицом все еще ожидает ее ответа.
— Простите, сэр, — проговорила она наконец, стараясь по возможности изобразить раскаяние. — Я спал, как вы и приказали, сэр.
Золотистая бровь Джеймса поползла вверх. Джорджина приняла это как знак раздражения.
— Ты только вообрази, Конни, — сказал капитан, не спуская глаз с Джорджины. — Оказывается, он делал то, что я ему приказал. Но если мне не изменяет память, я велел ему спать здесь, на этой самой кровати.
Джорджина сморщила нос.
— Я знаю, и я пытался, честное слово, пытался… Но мне было так неудобно на этой… Я хочу сказать, что ваша кровать слишком мягкая. — Уж лучше позволить себе эту ложь, чем сказать об истинной причине: она не могла спать, потому что это была его кровать.
— Так тебе не нравится моя кровать? Первый помощник рассмеялся, хотя Джорджина не могла понять почему. А бровь капитана взметнулась еще выше. Кажется, в его глазах изумление? В таком случае можно вздохнуть с облегчением. Но ей вдруг показалось, что она стала мишенью для какой-то шутки, смысла которой она не понимала, и это ее раздражало.
«Терпение, Джорджина. Спокойствие. Ты единственная из Андерсонов, кроме Томаса, кто умеет владеть собой. Все так говорят».
— Я уверен, что постель великолепна, сэр, лучше не бывает, если кто-то любит спать на мягких подушках и перинах. Я предпочитаю более жесткую постель, поэтому…
Она, нахмурившись, замолчала, поскольку первый помощник снова рассмеялся. Джеймс Мэлори, откинувшись в кресле, закашлялся. Она едва не спросила у Шарпа, что он нашел смешного в ее словах, но держать поднос становилось все тяжелее. И поскольку они вольно или невольно вынуждали ее стоять с ним, то Джорджина решила до конца объяснить причину своего опоздания.