И тогда я понимаю. Хардин. Это из-за Хардина. Я всегда буду чувствовать себя как дома там, где есть он.
– Что ж, жаль. Может, я как-нибудь заеду в Сиэтл. У меня там живут друзья, – говорит Зед. – Ты не будешь против? – спрашивает он через пару секунд.
– Нет! Конечно, нет.
– Хорошо! – смеется он. – В эти выходные я лечу во Флориду к родителям, вообще-то я уже опаздываю на самолет, так что тогда, может, в следующий раз?
– Да, обязательно. Только предупреди меня. Приятного путешествия.
Заканчиваю разговор и кладу телефон на стопку своих бумаг, и всего через мгновение он начинает вибрировать.
На экране высвечивается имя Хардина; я делаю глубокий вдох и, не обращая внимания на трепет в груди, отвечаю ему.
– Чем занимаешься? – сразу спрашивает он.
– Э-э, ничем.
– Где ты?
– У Ким и Кристиана дома. А ты где? – с сарказмом интересуюсь я.
– Дома, – спокойно отвечает он. – Где мне еще быть?
– Не знаю… в спортзале? – За неделю Хардин не пропустил ни одной тренировки.
– Я только что оттуда. Пришел домой.
– И как прошло, мистер Краткость?
– Так же, – лаконично отвечает он.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
– Нет. Все в порядке. Как прошел день?
Он быстро меняет тему. Интересно почему? Но не хочу давить на него, особенно после звонка Зеду, из-за которого я и так чувствую тяжесть в груди.
– Нормально. Пожалуй, затянуто. Мне по-прежнему не нравится политология, – жалуюсь я.
– Я говорил, брось ты ее уже. Можешь взять другой факультативный курс по общественным наукам, – напоминает он мне.
Я ложусь на кровать.
– Знаю… все будет в порядке.
– Сегодня остаешься дома? – спрашивает он с явной тревогой в голосе.
– Да, я уже в пижаме.
– Хорошо, – говорит он, и я закатываю глаза.
– Я звонила Зеду, всего пару минут назад, – выпаливаю я.
Почему бы и не разобраться? В трубке повисает тишина, и я терпеливо жду, когда Хардин перестанет учащенно дышать.
– Что-что? – резко спрашивает он.
– Я звонила, чтобы поблагодарить его… за прошлый выходной.
– Но зачем? Я думал, мы… – Я слышу его тяжелое дыхание и понимаю, что он едва сдерживает свой гнев. – Тесса, я думал, что мы работаем над нашими проблемами.
– Верно, но я у него в долгу. Если бы он там не появился …
– Я знаю! – рявкает он, словно пытаясь от чего-то отгородиться.
Я не хочу ссориться, но мне не стоит надеяться на перемены, если я буду что-то от него скрывать.
– Он сказал, что собирается как-нибудь приехать в гости, – говорю я.
– Он не поедет к тебе, и точка.
– Хардин…
– Тесса, нет. Он не поедет. Я тут стараюсь изо всех сил, понимаешь? Я чертовски стараюсь не сорваться прямо сейчас, поэтому помоги мне хоть немного и согласись со мной.
Сдавшись, я вздыхаю:
– Ладно.
Если я буду проводить время с Зедом, вряд ли это хорошо для нас закончится, и для Зеда тоже. Я не могу снова вводить его в заблуждение. Это нечестно по отношению к нему, и я думаю, мы вряд ли сумеем поддерживать чисто дружеские отношения – что в глазах Хардина, что в его глазах.
– Спасибо. Вот бы ты всегда так легко подчинялась…
Что?
– Я никогда не стану просто подчиняться, Хардин, это…
– Тише, тише, я шучу. Не стоит так заводиться, – быстро говорит он. – Раз мы затронули эту тему, может, я должен что-то еще?
– Нет.
– Хорошо. А теперь расскажи мне, что нового на этом дурацком радио, по которому ты сходишь с ума.
Рассказываю в подробностях о женщине, которая искала свою забытую школьную любовь, когда сама ждала ребенка от соседа, и о том, какой скандал разразился в итоге. От этого оживляюсь и начинаю смеяться. Когда я упоминаю о кошке Мэззи, я уже истерически хохочу. Говорю, как трудно, должно быть, любить кого-то, когда ты беременна от другого, но он не соглашается. Конечно, он считает, что эти тетки сами стали причиной скандала, и дразнит меня за то, что я увлеклась ток-шоу на радио. Хардин смеется над историей, которую я рассказываю, а я закрываю глаза и представляю, что он лежит рядом со мной.
Хардин
– Прости меня! – тяжело дыша, говорит Ричард.
Он вытирает рвоту с подбородка; все его тело в поту. Опершись о дверной проем, я размышляю, стоит ли мне уйти, оставив его в собственной вони, или нет.
И так весь день – его рвет, он трясется, потеет, стонет.
– Скоро все выйдет из моего организ…
Он наклоняется над унитазом, и его снова рвет фонтаном. Охрененно. На этот раз он хотя бы добрался до туалета.
– Надеюсь, – говорю я, выходя из ванной.
Я открываю окно на кухне, впуская внутрь прохладный воздух, и достаю чистый стакан. Со скрипом открываю кран и наливаю в него воду. Я качаю головой.
Какого хрена мне с ним делать? У него детоксикация – по всей моей чертовой ванной. Снова вздохнув, беру стакан и упаковку крекеров, отношу все это в ванную и ставлю на край раковины.
Я трогаю Ричарда за плечо.
– Съешь вот это.
Он понимающе кивает – а может, просто дергает головой из-за белой горячки и/или ломки. Кожа у него такая бледная и липкая, что похожа на глину. Не думаю, что крекеры ему помогут, но мало ли.
– Спасибо, – наконец со стоном говорит он, и я оставляю его заблевывать ванную в одиночестве.
Без нее спальня – моя спальня – совсем не та. Когда я ложусь, кровать всегда застелена как-то не так. Я столько раз пробовал заправить края простыни под матрас, как это делает Тесса, но это просто невозможно. Мои вещи, и чистые и грязные, разбросаны по полу, журнальные столики заставлены бутылками из-под воды и банками из-под газировки. И еще тут холодно. Отопление включено, но в комнате просто… холодно.
Отправляю ей последнее на сегодня сообщение, желаю спокойной ночи и закрываю глаза, надеясь, что буду спать без снов… хоть раз.
– Тесса? – зову я из коридора, вернувшись домой.
В квартире тихо, раздаются лишь едва слышные звуки. Может, Тесса говорит с кем-то по телефону?
– Тесса! – повторяю я, открывая дверь в спальню.
От увиденного я замираю на месте. Тесса лежит поверх белого одеяла, ее светлые волосы прилипли ко лбу; одной рукой она сжимает спинку кровати, а другой – чьи-то черные волосы. Она двигает бедрами, и я чувствую, как горячая кровь, пульсирующая в моих венах, становится ледяной.