– «Крейцерова соната»? – спрашиваю я, надеясь, что ошибаюсь или что мы по-разному истолковали эту книгу.
– Само собой. – Он снова становится отстраненным, опять воздвигает между нами стену.
– Не думаю, что стала бы сравнивать эту ситуацию с чем-то настолько… угрюмым, – мягко возражаю я.
В книге много кровопролития, ревности и злости. Надеюсь, что в этой ситуации все разрешится более мирно.
– Не целиком, но отчасти, – отвечает он, будто знает, о чем я думаю.
Я вспоминаю сюжет, пытаясь понять, в чем Хардин видит сходство с тем, что у его матери была интрижка, но в голову не приходит ничего, кроме представлений Хардина о браке. Я снова вздрагиваю.
– Я никогда не собирался жениться и по-прежнему не собираюсь, так что ничего не изменилось, – холодно продолжает он.
Не обращаю внимания на дискомфорт в груди и сосредоточиваюсь на мочалке.
– Хорошо.
Я мою сначала одну, а затем другую его руку, а когда поднимаю взгляд, вижу, что он стоит с закрытыми глазами.
– Как думаешь, на какую сюжетную линию похожа наша ситуация? – спрашивает он меня, забирая у меня мочалку.
– Не знаю, – честно отвечаю я.
Я бы очень хотела знать ответ на этот вопрос.
– Я тоже.
Он добавляет геля для душа на мочалку и начинает тереть мою грудь.
– Можем ли мы сами решить, что делать в сложившейся ситуации?
Я смотрю на его растерянное лицо.
– Не думаю. Ты должна понимать, что есть только два возможных варианта, – говорит он, пожимая плечами.
Я знаю, что он растерян и рассержен, но не хочу, чтобы ошибка Триш негативно сказалась на наших отношениях: я вижу, что Хардин размышляет об отношениях между нами.
Пробую сменить тему:
– Что тебя больше всего беспокоит? То, что свадьба уже завтра… то есть сегодня? – поправляюсь я.
Уже почти четыре утра, а свадьба назначена на два. Что произошло после нашего отъезда? Вернулся ли Майк, чтобы поговорить с Триш, или Кристиан и Триш остались там одни?
– Не знаю, – вздыхает он, проводя мочалкой по моим животу и бедрам. – Мне нет дела до свадьбы. Думаю, меня просто раздражает, что они всем врали.
– Мне жаль.
– Это маме должно быть жаль. Это она продала дом и изменила жениху в ночь перед свадьбой. – Он начинает злиться и становится грубее.
Ничего не говорю, забираю у него мочалку и вешаю ее на крючок.
– И этот Вэнс. Кто вообще заводит интрижку с бывшей женой своего лучшего друга? Мой отец и Кристиан Вэнс знают друг друга с детства, – говорит Хардин горьким, угрожающим тоном. – Надо позвонить отцу и рассказать, какая проститутка…
Я протягиваю руку и закрываю ему рот, не давая закончить предложение.
– Она все-таки твоя мать… – мягко напоминаю я ему.
Я знаю, что он злится, но не стоит так себя вести.
Я убираю руку от его рта, давая ему возможность говорить.
– Меня не волнует ни то, что она моя мать, ни Вэнс. Когда я расскажу Кимберли о случившемся, а ты уйдешь с работы, ему придется несладко, – самодовольно заявляет он, как будто лучшего способа отомстить и не придумать.
– Ты не расскажешь Кимберли о случившемся, – сообщаю я. – Если Кристиан не расскажет ей об этом, то это сделаю я, а не ты. Не надо ставить ее в неловкое положение. Я понимаю, что ты злишься на мать и Кристиана, но Кимберли ни в чем не виновата, и я не хочу ее обижать, – говорю я уверенно.
– Хорошо. Но ты уйдешь с работы, – утверждает он и поворачивается, чтобы смыть шампунь.
Я вздыхаю и тянусь к шампуню, который держит Хардин, но он отдергивает руку.
– Я серьезно, ты на него больше не работаешь.
Я понимаю, что он зол, но сейчас не время разговаривать о моей работе.
– Мы поговорим об этом позже, – замечаю я, наконец дотянувшись до шампуня. Вода становится холоднее, так что я бы хотела поскорее помыть голову.
– Нет!
Он отстраняется. Я стараюсь не волноваться и разговаривать с ним как можно спокойнее, но это не так-то просто.
– Я не могу просто так бросить стажировку. Мне надо будет известить об этом университет, заполнить кучу бумаг и написать объяснительную. Затем придется записаться на несколько дополнительных курсов, чтобы набрать потерянные кредиты, которые я должна была бы получить от издательства. А поскольку уже поздно подавать бумаги для получения финансовой помощи, то придется платить самой. Я не могу просто так взять и уволиться. Я попробую что-нибудь придумать, но пожалуйста – мне нужно немного времени. – Я решаю не мыть голову.
– Тесса, меня не волнует, что тебе надо будет заполнять какие-то документы. Речь идет о моей семье, – говорит он, и я тут же чувствую себя виноватой.
Прав он или нет? Я не знаю, но, глядя на его разбитые нос и губы, чувствую себя виноватой.
– Знаю, извини. Просто сначала мне надо найти другую стажировку, вот и все, о чем я прошу.
Почему я его об этом прошу?
– То есть вот и все, что мне нужно… это то, что мне нужно… немного времени. Мне и так придется переезжать в отель…
Я начинаю нервничать от перспективы остаться без крыши над головой, без работы, без друзей.
– Тебе все равно не найти другой стажировки. По крайней мере оплачиваемой, – грубо напоминает Хардин.
Мне это известно, но я еще тешила себя надеждой на обратное.
– Я не знаю, что мне делать. Мне нужно время. Все это так бессмысленно. – Я выхожу из душа и беру полотенце.
– У тебя не так уж много времени на раздумья. Тебе надо переехать обратно ко мне.
Я останавливаюсь, услышав эти слова.
– Вернуться туда? – Мне становится дурно от этой идеи. – Я не собираюсь возвращаться, а после прошедших выходных мне не хочется приезжать туда даже ненадолго, не говоря уж о том, чтобы жить там. Это не вариант.
Я заворачиваюсь в полотенце и выхожу из ванной.
Беру телефон и ужасаюсь, увидев пять пропущенных звонков и два сообщения от Кристиана. В обоих сообщениях он просит Хардина немедленно ему позвонить.
– Хардин, – зову я его.
– Что? – спрашивает он недовольным голосом.
Я закатываю глаза и подавляю недовольство.
– Несколько раз звонил Кристиан.
Он высовывается из ванной, завернутый в полотенце.
– И?
– Что, если что-то случилось с твоей матерью? Ты не хочешь узнать, все ли у них в порядке? – спрашиваю я его. – Или я…
– Нет, к черту их. Не звони им.
– Хардин, мне кажется…