(Здесь я для наглядности ткнул Маркова носом в лист ватмана. Правда, всего лишь в образном смысле. Хотя, по мне, так много пользительней было бы – в натуральном.)
– Всё это – ваша пресловутая оттепель! Такие вот, с позволения сказать, студиозные передовицы – цветочки. Ягодки впереди будут. Ибо существует непреложная истина: когда нравы падают – империи рушатся. Ты меня услышал?
– Так точно.
– В таком разе свободен. И распорядись, чтобы машину подали. Я в ДК Коммунальщиков поеду.
– Слушаюсь.
Марков обиженно скатал ватман, вернул наследие Ильича на полку и вышел из кабинета.
Через пять минут, выкурив на ход ноги папиросу, последовал за ним и я…
Вот уж воистину: курить – здоровью вредить. Подвела, что и говорить, будь она неладна, папироса. Уйди я хоть на пару минут раньше, столь некстатишной встречи вполне можно было избежать. А так, спускаясь по ковровой дорожке центральной лестницы, я угодил прямехонько в лапы поднимающегося к себе Грибанова.
(Помянул, блин, любителя анекдотов! На свою голову!)
– Добрый вечер, Олег Михайлович.
– Здравствуй-здравствуй. На ловца и зверь. Ты как, торопишься или найдется времечко?
– Если не шибко много, то найдется, – соврал я. (А куда деваться? Как-никак – цельный генерал-лейтенант на рандеву навязывается.)
– Не шибко. Пойдем ко мне, хочу тебе бумаженцию занятную показать.
И мы отправились в начальственные нумера. Смотреть на «бумаженцию».
* * *
– Предыстория вопроса такова: на прошлой неделе в Стокгольме в наше консульство обратилась местная фрау по фамилии Свенсон. С просьбой разрешить ей приезд в Ленинград. Якобы с целью посещения могил своих близких – отца и сестры.
(Поскольку наша стихийно начавшаяся беседа не проходила по разряду служебно-деловой, мы с шефом расположились не за его столом-аэродромом, а неформально упали в гостевые кресла возле журнального столика, заваленного свежей периодической печатью. Большей частью «капстранческого» происхождения.)
– Учитывая, что шведы позиционируют себя как нейтралы, – вроде как ненаказуемо? – невинно уточнил я.
– Угу, нейтралы, мать их! Историю с DC-3 подзабыл?
(Историю гибели шведского самолета марки «Дуглас», сбитого нашим истребителем над нейтральными водами Балтики в «черную пятницу», 13 июня 1952 года, я, естественно, помнил. Причем во всех подробностях. Так как в ту пору был лично знаком с тогда еще полковником Федей Шинкаренко, отдавшим единолично приказ о сбитии самолета.) [39]
– Выяснилось, что фрау сия есть не кто иная, как бывшая советская гражданка Кашубская. Что незадолго до войны, работая в составе нашего дипкорпуса переводчицей, сдристнула и попросила убежища на Западе.
(Сказать, что в эту секунду я… хм… обалдел от поведанного Грибановым, – ничего не сказать.)
– Не может быть! Нелли? Нелли Кашубская?
– А у тебя отменная память, Владимир Николаевич. А вот я, признаюсь, за эту историю лишь теперь узнал. Я ведь в 1941-м в Свердловске только-только младшего лейтенанта получил. А там у нас хоть и заводской край, но все равно: и труба пониже, и дым пожиже. Нам о подобных вещах о ту пору знать не полагалось. Хотя случай, что и говорить, столь же уникальный, сколь вопиющий.
– Ты сказал, Олег Михайлович, фрау, а не фрекен? То бишь она?..
(В рамках тет-а-тета Грибанов благосклонно дозволял мне вольное тыкание.)
– В 1943 году Кашубская вышла замуж за местного инженера, сделавшего неплохую карьеру в фирме «Эрикссон». У них двое детей, свой дом, яхта. Не миллионеры, но и, мягко говоря, не бедствуют.
– О как? Повезло.
– Повезло ей лишь в том, что вскоре после ее побега война началась, – пафосно посуровел Олег Михайлович. – И недосуг стало этой бабой заниматься. Не то нашли бы способ устроить… хлопоты. Уж не сомневайся.
– Даже и не думаю. Сомневаться.
Грибанов поднялся, прошел к сейфу и достал потрепанную архивного вида папку. Развязал тесемки, зашелестел страницами:
– Во въезде этой Свенсон-Кашубской, разумеется, отказали. Но меня заинтриговала история с ленинградскими могилами предков, и я попросил поднять архивные материалы по этому семейству.
И вот, дывысь, что, помимо прочего, прислали питерцы, – с этими словами он протянул мне несколько скрепленных листков. – Узнаешь?
(Еще бы! Мне ли не узнать собственный почерк?
Да-да, это был тот самый присной памяти отчет о посещении квартиры Алексеевых – Кашубских в апреле 1941 года. Единственное – отдельные места в нем оказались отчеркнуты красным карандашом. И, судя по небрежности линий, скорее Томашевским, а не покойным Валентином Сергеевичем. Коий в вопросах штабной культуры слыл тем еще педантом.)
– Узнаю.
– Это ж сколько тебе в ту пору было?
– Тридцать два.
– Ну да, мог бы и сам сообразить, учитывая, что ты старше меня на шесть лет. Вот ведь как оно, Владимир Николаевич, порой случается: тогда, перед войной, за Гилем наружку ставили, агентуру подводили, в Бутырку упаковывали. А теперь – почет и слава старику, книжки издают, «Знак Почета» к юбилею выписали. Вон, не далее как сегодня, вечер торжественный в его честь в ДК имени Зуева организовывают. Ты в курсе?
– Что-то такое слышал.
(В свете поведанного Грибановым я предпочел умолчать о том факте, что, собственно, по дороге на этот самый вечер наш Олежек меня и перехватил.)
– Иосиф Виссарионыч небось в гробу переворачивается от таких сюжетных поворотов?
– Оно так. Человек говорит, а судьба смеется.
– В о-во, прям ухахатывается… Я вот о чем у тебя спросить хотел: здесь, в деле, справка имеется, что младшую сестру Кашубской налетчики убили.
(Здесь я невольно напрягся, заранее предвидя вопрос.)
– Ты не в курсе: ее что, в самом деле какие-то гоп-стопники уработали или там что другое стряс лось?
(Я старательно натянул на физиономию гримасу «погрузившегося в воспоминания человека» и должное время спустя «припомнил».)
– Если не ошибаюсь, там имело место убийство с целью грабежа. Тогда по Ленинграду целая серия схожих нападений прокатилась.
– И что же? Поймали?
– Честно говоря – не в курсе. Надеюсь.
– А в чем конкретно Гиля подозревали? Я к тому, что больно серьезно вы это крестное семейство обложили.
– Обычное дело. 58-я, – ответил я как можно равнодушнее.