На одной картине два альтаирца дрались, яростно переплетаясь отростками, сшибаясь туловищами. Художник великолепно передал обуревавшую их злобу, стремительность и энергию движений. Я двигался вдоль одной стены, Лусин вдоль другой. Он вдруг закричал:
– Эли! Скорей! Скорей!
Лусин показывал пальцем на картину. На картине были галакты.
Она тоже была нарисована линиями – ее наполняли лишь контуры. На камне лежал умирающий бородатый галакт в красном плаще и коротких штанах. Одна его рука бессильно откинулась, другая сжимала грудь, глаза умирающего были закрыты, рот перекошен.
Неподалеку стояли трое закованных галактов – на картине отчетливо виднелась цепь, стягивающая их руки, заложенные за спину. И с тем же жутким совершенством, с каким художник передал страдание умирающего, он изобразил молчаливое отчаяние трех пленников. Они не смотрели на нас, головы их были безвольно и покорно опущены… А над ними реяли альтаирцы. Каждая линия их тел кричала, альтаирцы метались, хотели что-то сделать, но не знали – что.
– Где же их враги? – размышлял я. – Очевидно, это не альтаирцы: те сами в ужасе. Никакого намека!
– Загадка. Надо искать. Может, еще картина?
– Надо поискать альтаирцев, – сказал я. – Только они смогут объяснить загадки своих рисунков.
Побродив по пустыне, мы увидели сборище усердно работающих альтаирцев. Шар, заменяющий Альтаир, полдневно накалился, и паукообразные создания светились в видимых лучах, но слабее, чем в зале, где мы увидели их впервые. И если там они были призрачны, то здесь их фантомность даже увеличилась. Кругом были тускло мерцающие контуры тел, а не тела. «Вот откуда их странная живописная манера», – подумал я.
Альтаирцы столпились вокруг нас. Они протискивались поближе, стремились дружески обнять нас ножками-волосиками – пришлось усилить охранное поле. Я настроил дешифратор и пожелал им здоровья. Эти добрые создания ответили пожеланием никогда не спать. Очевидно, сон у них – штука страшная, и они его побаиваются.
– Нам очень понравились ваши картины, друзья.
– Да, да! – загомонили они. – Мы рисуем. Мы всегда рисуем.
– И нам хочется знать, что за существа, похожие на нас, изображены на одной вашей картине?
Когда дешифратор преобразовал вопрос в гамма-излучение, альтаирцы словно окаменели. Если бы у них были глаза, я бы сказал, что они замерли, выпучив глаза. Потом по кольцу паукообразных пробежала судорога, и оно стало разваливаться. Передние отступали, кто-то из задних пустился наутек.
– Что с ними? – спросил я Лусина. – Они вроде испугались вопроса.
– Повтори! – посоветовал Лусин. – Не поняли.
Несколько секунд я молчал, обводя альтаирцев взглядом, и они тоже молчали, ожидая, не скажу ли я еще чего-нибудь страшного. А когда я набрался духа и вторично поинтересовался, кто изображен на картине, их охватила паника. Они уносились с такой быстротой, что не прошло и секунды, как около нас никого не осталось. Я повернулся к Лусину:
– Вот так история! Ты что-нибудь понимаешь?
– Понимаю, – отозвался Лусин. – Загадка.
Лусин, выбравшись из гостиницы «Созвездие Орла», сразу затосковал по своим чудищам.
– Да что с ними случится? Пегасы дерутся, а драконы жуют траву. Кому на Оре нужны твои примитивные создания?
– Не говори, – бормотал он. – Не надо. Хорошие.
– Проваливай, – сказал я. – Надоел до смерти. Желаю пегасам попасть в пасть дракона.
Лусин, счастливый, долго хохотал – таким забавным показалось ему мое пожелание. Два пегаса из смирных, дай им волю, загонят любого дракона.
Я вернулся в свой номер и поспал часок за вчерашнюю бессонную ночь. Меня разбудил вызов Веры. Она требовала меня к себе.
Вера порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола, на котором громоздилось множество пустячков – кристалликов с записями, зеркальцев, гребешков, духов, – и, повертев, клала обратно. Когда Вера волнуется, у нее темнеют глаза. Сейчас они были почти черными. Она встряхивала волосами – волосы спадали ей на глаза, и она отбрасывала их. В гневе Вера только и делает, что взмахивает волосами. «Трясет головой, как лошадь», – мстительно думал я в детстве, когда она отчитывала меня. Разгневанная, она так хорошеет! Все неприятные минуты моего детства связаны с рассерженным, красивым лицом. С той поры я недолюбливаю красивых женщин, и это уже навсегда. Красота для меня неотделима от резких слов. Сегодня Вера была красивей, чем когда-либо. Теперь я твердо знал, что у них с Ромеро разрыв.
– Ну, что ты нашел нового, Эли? – Она делала усилие, чтоб слушать.
Она сразу поняла, что мы совершили открытие. До сих пор было известно, что галакты появлялись в системе одной отдаленной звезды Гиад, в ста пятидесяти светогодах от Солнца. Теперь следы их обнаружены около Альтаира, в ближайших наших звездных окрестностях.
– Из твоей находки следует, что галакты со своими врагами могут появиться и в Солнечной системе, если уже не появлялись в ней, – сказала Вера. – То, о чем мы на Земле говорили лишь как о теоретической возможности, стало реальной угрозой. Но снова – кто такие разрушители, враги галактов? Почему их нет на картине? Не духи же они, в самом деле! Чем ты объясняешь бегство альтаирцев, брат?
Я развел руками: у меня не было объяснений.
– Еще одна загадка! А теперь поговорим о другом.
– О другом – это значит о Павле, сестра?
– Да, о Ромеро. Три часа назад мы с ним запросили малую универсальную машину «Пожирателя пространства», кто из нас прав. И МУМ ответила, что я – не права. Помощь звездожителям она объявила несовместимой с принципом, что все совершается для блага человечества и человека.
– Машина соврала! На Земле запросим Большую.
– Нет, МУМ можно верить, Эли! Если она и не содержит всех знаний Большой, то принципы истолковывает правильно. Такой же ответ даст и Большая.
Я смотрел на Веру во все глаза. Раньше она не уступала, если чувствовала свою правоту. Я обиделся за прекрасных вегажителей, за добрых и смертоносных альтаирцев, даже за болтливых, дурно пахнущих, но по-своему симпатичных ангелов.
– Ромеро умело воспользовался последними данными… Он поднимает крик, что человечеству грозит чуть ли не гибель. А социальные наши машины, конечно, проштампуют его версию: раз над человечеством нависла опасность, нужно думать только о человеке. На то они и машины, чтоб мыслить по-машинному.
– Быстро же ты отступаешься, Вера. Быстро, быстро!..
Она подошла к окну и закинула руки за голову. Я видел лишь ее профиль: ровный нос, тонкие брови, высокий лоб, пухлую нижнюю губу, очень яркую на матовом лице. Красоты в ней больше, чем силы. А когда идет борьба, нужны кулаки.
– Тебе кажется, что я отступаю?