Остальные стулья вокруг нашего столика, как я того и хотела, оказались свободны.
После обеда все собрались в зеркальном салоне, чтобы познакомиться со мной. Я была в ударе, обаятельна и остроумна, расточала улыбки, словно в подобном изысканном обществе я вращаюсь каждый день с утра и до позднего вечера. В минуты опасности женщины обладают поистине сверхъестественной интуицией, и к концу вечера меня уже буквально осаждали, желая получить мою визитку, со всех сторон слышались горячие обещания по возвращении в Париж немедленно посетить мое ателье.
— Вы такая смелая, — говорили они, — ваша кожа просто бронзовая. А вы не боитесь, что от солнца появится сыпь? Нет? А какое на вас платье, и этот жемчуг… О, дорогая, просто потрясающе! Так вы говорите, делаете шляпки? Боже мой, мы просто обязаны на них взглянуть. Так надоело все обыкновенное, как у всех.
Когда мы вернулись домой, Бой задумчиво наблюдал, как я распускаю волосы и они падают на спину.
— Думаю, ты будешь выглядеть изысканней с короткой прической, — сказал он.
— Не все сразу, — улыбнулась я. — Не пугать же до смерти толпу с первого раза.
— Кого пугать, их, что ли? — прорычал он, прошагал через всю комнату ко мне и обнял. — Да знаешь, кто ты? Ты настоящая львица, вот ты кто. Ты способна всех их проглотить живьем, и тебе мало будет.
Он был прав. Эти доверчивые овечки не способны удовлетворить мою алчность.
Но это было только начало.
* * *
Мы вернулись в Париж, и Бой сказал, что отвезет меня в ателье. Мне не терпелось вернуться к работе, не терпелось узнать, сколько за время моего отсутствия появилось заказов, и как следует подготовиться к наплыву новых посетительниц, который я уже предвкушала. Я нисколько не сомневалась, что все дамы, с кем я познакомилась в Довиле, скоро явятся ко мне.
Однако, вместо того чтобы ехать прямо на бульвар Мальзерб, Бой направился в район Вандомской площади, где торговали дорогими мехами, драгоценностями и парфюмерией, и по очень престижной улице Сент-Оноре выехал на улицу Камбон, куда выходила задняя дверь отеля «Риц». Бывший дворец XVIII века, превращенный в роскошный, известный своей исключительной изысканностью и дороговизной отель. Бой остановил машину перед зданием белого цвета, с лепниной над классическим фасадом в виде гирлянд и головок херувимов.
— Что это? — озадаченно спросила я.
Он полез в карман и достал связку ключей:
— Я подписал договор об аренде. Задняя комната и мезонин твои. Время пришло. Пора.
С зажатыми в руке ключами я молча прошла в свои новые владения. Следуя за мной, Бой только усмехался. И вдруг раздались аплодисменты. Как сквозь туман я увидела прилавки и витрины со шляпками, расположенные в черно-белой симметрии в тон интерьеру, а рядом Антуанетту, Люсьену и наших продавщиц Анжелу и Мари-Луизу; они встречали меня, и в их глазах светилась искренняя радость.
Я обернулась к Бою, но он был уже на улице, лишь помахал мне рукой, сел в машину и уехал.
* * *
Вот так я открыла Дом моды Шанель. Новый адрес был достаточно престижный, чтобы приманить сначала богатых жен и дочек, встреченных в Довиле, а за ними потянулись графини и разные принцессы. В 1912 году мои фотографии за рабочим столом появились в «Comoedia Illustré», а в популярном журнале «Les Modes» меня назвали оригинальным художником.
Дела мои весьма оживились, но приходилось много работать и постоянно все контролировать. Мы с Боем стали видеться реже в нашей квартире на авеню Габриэль: мимолетный поцелуй, чашка кофе, быстрые объятия на кровати — и каждый бежал по своим делам. Он вкладывал много денег в угольную промышленность, тревожные сообщения из-за границы пророчили скорый конфликт с Германией и резкий взлет цен на топливо. Я сосредоточила все внимание на том, что мне было ближе, прикидывая глубину непрекращающейся вражды между Пуаре и Вортом. Вечером все расходились по домам, а я оставалась в мастерской и экспериментировала, сочетая между собой блузки, жакеты с поясами и свои излюбленные прямые юбки. Одних шляпок мне уже было мало, во мне просыпался интерес к другим предметам одежды. Я могла бы расширить дело, места хватало, но по договору об аренде мне запрещалось продавать платья на улице Камбон, поскольку в этом здании уже была одна портниха — злобная старая карга, которая любила совать свой нос в мое ателье, грозить пальцем и каркать: «Если я увижу у вас хоть одно платье, то добьюсь вашего выселения».
Что же делать?
И снова решение проблемы пришло от Боя, хотя на этот раз все получилось нечаянно. Он уехал по делам в Англию и вернулся с полными чемоданами всякой всячины, которую в Париже невозможно было купить. Рыбацкие свитера из грубой пряжи, кардиганы из шотландки нежных расцветок, пуловеры из прочной материи под названием джерси, которой я никогда не видела прежде и из которой английские портные шили школьные блейзеры, спортивную одежду, а также военную форму, но вот из женских нарядов — ничего.
Я взяла один из привезенных пуловеров и примерила. Сидел он на мне потрясающе, даже странно, поскольку Бой был гораздо выше ростом, но главное, мне очень понравилась искусная вязка, без лишних швов, с тонким пониманием, где должно быть подогнано, а где свисать свободно.
Боя это весьма позабавило.
— Это я не для тебя покупал, — заявил он, когда увидел, что я брожу по квартире в его свитере, пытаясь прочувствовать и осмыслить, как сидит и как смотрится эта ткань. — Это для игры в поло, понятно? Поносишь, и останется твой запах, как я смогу играть? Голова кругом пойдет.
Рисовала я как курица лапой, но это не остановило меня, и несколько ночей я потратила на эскизы, пробуя, что можно создать из джерси. Потом показала свои примитивные наброски Люсьене, но она покачала головой:
— Мы только-только со шляпами поднялись с колен, а тебе теперь еще и платья подавай? Забудь. Не имеем права по договору аренды. Хочешь, чтобы нас отсюда вышвырнули?
Но я решительно топнула ногой и подвинула наброски к ней:
— Разуй глаза, где ты видишь тут платья? Жакеты, блузки, свитера, пальто и юбки. Ни одного платья. — Я помолчала с недовольной гримасой на лице. — Да и не нужны нам эти платья, которые шьют твои деспоты Пуаре и Ворт, нормальная женщина в них задыхается. А я предлагаю повседневную одежду для таких, как мы с тобой, чтобы можно было ходить по улицам, чтобы она соответствовала нашему образу жизни.
Люсьена даже не взглянула на мои рисунки:
— Женщины, которые ходят по улицам, покупают одежду в дешевых универмагах. А твои вещи дорогие — чтобы создавать их, надо потратиться. Понадобятся новые работники, придется покупать швейные машины. Это все слишком непросто. Мы не выдержим конкуренции.
Наши с ней споры и препирательства стали уже нормой, и сотрудники не обращали на это никакого внимания. Однако сегодня, наверное, спор получился слишком горячим, и к нам тихонько подошла Антуанетта; она внимательно рассмотрела каждый рисунок и только тогда осмелилась раскрыть рот: