Только таблеток для собак. И по назначению врача.
Но я ей не ответил. Все мое внимание переключилось на машину, выехавшую из-за угла. Это был «додж-чарджер». Я присмотрелся. За рулем сидел человек Линча в очках, с ним еще трое.
Машина остановилась перед нашим домом, блокировав выезд.
– Иди в дом, Энни! – сказал я.
– Теперь ты мне уже приказываешь?
Я положил ладонь ей на спину и направил к двери. Но тут мне преградили путь двести пятьдесят фунтов будущего тестя, решившего защитить свою дочь.
– У меня нет времени на объяснения, Энни. Ступай в дом. Эти люди…
– Помолчи, Майк. Я знаю, что происходит.
Она сунула руку в карман и вытащила конверт, набитый тысячами долларов купюрами по двадцать.
– Сегодня на глазах у всей родни приехала полиция. Копы хотели задержать тебя и отвезти на допрос по поводу того убийства на Молл. Ты что, совсем рехнулся? Ты же юрист. Ты не можешь носиться по округе и грабить или обманывать людей, или чем вы там с братцем на самом деле занимаетесь! Я думала, что это само собой разумеется, и даже не верю, что говорю об этом. Какой-то кошмарный сон!
– Энни, тебе грозит опасность. Войди в дом.
– В голове не укладывается, что я купилась на твое вранье! Ты потерял своего главного клиента и даже не сказал мне! С кем ты якшаешься? Братец втянул тебя в какую-то… банду? Ты в банде, мать твою так?
Теперь ей было уже откровенно плевать, кто ее слышит.
– Я защищал тебя.
Я взял ее за руку. Кларк уперся ладонью в мою грудь:
– Прекрати! Хватит лгать! И еще она… – Энни посмотрела на Блум. – Ты, очевидно, спишь с ней, поэтому не оскорбляй меня, прикидываясь, будто это не так. До нашей свадьбы две недели. Какого хрена, Майк?
– Клянусь, ничего не было. Я…
– Я думала, тебе хотелось всего этого…
Она показала на дом, на садик. Я заметил в окне ее бабку: та наблюдала за нами и наслаждалась взбучкой, которую я получал. Сейчас я не мог спорить с Энни. На это у меня не было времени. Вскоре Линч и его люди приедут, охваченные жаждой крови. Мне нужно было отвезти Энни в безопасное место и понадеяться выжить. А уже после придумаю, как все это объяснить и попросить прощения за то, что простить нельзя.
– Но ты этого не вынес, – продолжила она. – И меня ты не вынес. Думаешь, причина в твоем брате? Нет. Ты лишь использовал его как предлог, чтобы замарать руки и сбегать от меня при каждой возможности. Ты говорил, что можешь измениться, Майк. Но теперь я уже не уверена в этом. Ты ведешь себя так, будто это нормальный и естественный способ стать уважаемым человеком. Но причина в твоей родне. Она у тебя в крови, ты один из них. Ты пропащий человек.
Она швырнула деньги мне под ноги.
– И хорошо, что я узнала об этом сейчас, пока не совершила величайшую ошибку в жизни!
Она метнула в меня взгляд, который был мне хорошо знаком. Этот взгляд она прятала от меня с тех пор, как я убил человека у нее на глазах, – смесь жалости, подозрения и страха.
Энни вздохнула:
– Самой не верится, что я это говорю, но между нами все кончено.
– Энни, прошу тебя, дай мне высказаться, но только не сию секунду. Сейчас мне нужно отвезти тебя в безопасное место.
Я протянул к ней руку. Она попятилась. Ее отец снова преградил мне путь:
– Кажется, она наконец-то разглядела твою натуру, Майкл. А теперь я советую тебе уйти.
– Мне? – повернулся я к нему. – Так, значит, это я преступник?
Когда-то я решил молчать, потому что иначе лишь заработал бы рикошет. Но я уже был не в себе и не мог сдерживаться. Видеть, как этот самодовольный скот упивается моим унижением, было невыносимо, а лицемерность всей этой сцены зашкаливала.
– Быть может, я шваль, – изрек я, шагнув к нему, – но я, по крайней мере, не самодовольный и лицемерный уголовник, чья жизнь – сплошная ложь.
Кларк покачал головой.
– Тебе никогда не казалось странным, Энни, – осведомился я, – что он получает пятнадцать процентов прибыли на вложенный капитал вот уже двадцать лет подряд, независимо от ситуации на фондовых рынках? Что торговец недвижимостью из Лондона сколотил фонд с миллиардным капиталом всего за пару лет, в то время как все прятали денежки под матрацами?
Энни опустила взгляд. Она входила в стадию «мне стыдно за тебя».
– Твой папаша – отпетый мошенник. Спроси его о первых сделках в Лондоне. Спроси о спекуляциях с недвижимостью, когда он запугивал домовладельцев. Спроси о пожарах в Бернсбери.
Она посмотрела на отца. И я увидел, как на ее лице мелькнуло сомнение. Понял, что время от времени она тоже над этим задумывалась. Затем снова повернулась ко мне.
– Ты просто жалок, Майк, – сказала она.
Я отвернулся. Ведь знал же, что надо было промолчать.
Зазвонил мой второй телефон. Линч. Я должен был ответить, хотя бы выторговать безопасность для Энни, чего бы это мне ни стоило.
– Секундочку, – сказал я.
– Ты собираешься разговаривать в тот момент, когда наша жизнь летит под откос?
– Это очень важно. Клянусь.
Я перебрался на лужайку и отошел.
– Если вы или кто-то из ваших подойдете к моему дому, я вас убью на хрен, – процедил я в телефон.
– Ого! – отозвался он.
Я увидел, как его автомобиль выезжает из-за угла и останавливается. Линч вышел и зашагал к моему дому.
Все это время Блум молча стояла возле своей машины, разглядывая бордюр на подъездной дорожке и всячески стараясь избавить меня от дополнительного смущения. Возможно, она не уехала, потому что понимала – меня скоро придется подвозить.
Я перевел взгляд с нее на Линча, потом обратно.
Поднял телефон и набил подсмотренный номер – тот, который Линч набирал в здании ФБР. Пошел сигнал вызова. Но это оказался не единственный звук – послышался звонок. И доносился он из кармана Блум. Она нажала кнопку сброса.
– Нет… – выдавил я. – Ты?
И шагнул к ней.
– Ты? Но что я сделал тебе, черт побери?
Блум подошла и обняла меня за плечи.
– Просто бизнес, – объяснила она.
Я достал нож и выщелкнул лезвие.
– Убери этих людей от моего дома.
– Прелестно. Но вряд ли Энни поверит, что ты герой, если станешь тыкать в меня ножом у всех на глазах. Видишь тот внедорожник?
Я взглянул вдоль лужайки. На боковой улице стоял черный «шевроле-сабурбан». Заднее окно было открыто.
Энни стояла на крыльце. Ее откровенно шокировала моя готовность пообниматься с любовницей на виду всего семейства, да еще в такой острый момент.