Часа через два охранник заявил, что пора ужинать, и забрал отмычки и замки, потом принес бутерброды. Оставшись один, я завязал шнурки возле края ковра, прикрыв телом руки от того места, на которое наверняка смотрела камера Блум. Прихватив лезвие и ключ, я отправился в ванную. Люди Блум принесли мне несколько смен одежды. Я вытянул пару-другую ниточек из рубашки, которая была на мне, и засунул лезвие в планку для пуговиц, а ключ-цилиндр – в манжету.
Потом еще раз осмотрел подделки директивы: две версии по два экземпляра каждой. Теперь я был готов ехать в Нью-Йорк.
Блум разместила нас – скорее, заточила – в очередной корпоративной квартире на Манхэттене. Не жилье, а мечта «Американского психопата»: [57] стекло, хром, черная кожаная мебель и глыба огромного телевизора, задававшая тон всему помещению.
Телефоны не работали. Двери запирались снаружи, и даже если я сумею с ними справиться, то в концах коридора сидели парни с пушками – вдруг мне захочется перекусить.
Но есть мне не хотелось. У меня не осталось иных желаний, кроме мести. Я вознамерился прокрасться в самую сердцевину операции Блум и взорвать ее изнутри. Поэтому мне не терпелось начать.
Телевизор передавал «Новости Блумберг». Как и на прошлой неделе, сегодня в основном обсуждалось собрание федерального «Комитета открытого рынка» в Вашингтоне – сумеют ли его расходящиеся во мнениях президенты воспрепятствовать вбросу на рынок легких денег.
В дверь постучали. Я открыл и увидел Джека под охраной очкарика и того самого ирландца, с которым познакомился в тот первый вечер в доме брата.
Я шагнул к нему. Охранники тоже приблизились, готовые вмешаться, если я нападу на Джека.
– Похоже, голова у тебя заживает, – сказал я. Швы под волосами были уже почти незаметны. – Больно?
– Терпимо, если не прикасаться. Но я все еще не пришел в себя. Как твоя спина?
– Болит зверски. Неплохая из нас получилась команда.
– Прости.
Вся эта операция с самого начала была нацелена на меня, а Джека привлекли как средство для достижения цели. Он был разменной монетой. И я вполне мог проявить к нему чуточку симпатии. Более того, внешнее примирение с Джеком было важной частью моего плана.
– Может, войдем? – предложил я.
– Конечно.
Я подвел Джека к кухонному столу, на котором разложил планы первого этажа со входом в банк и этажа, где находился комитет. Я еще раз просмотрел кадры, сделанные моими камерами, проверяя распорядок дня сотрудников. Дама – руководительница отдела ежедневно вешала сумочку с криптокартой на один и тот же крючок. Без этой карточки накроется весь план. Нам придется порепетировать, а мне еще предстояло обучить Линча основам работы с моими троянами, без которых мы не проникнем в нужное помещение банка.
Дел оказалось достаточно много, и нам с Джеком было не до выяснения отношений. Несколько часов мы отрабатывали совместные действия во время ограбления. Оно и к лучшему, потому что если бы я заговорил с ним о случившемся или хотя бы излишне задумался на эту тему, то либо убил бы его, либо простил. Даже не знаю, какой из вариантов был хуже.
Джек наклонялся ко мне всякий раз, когда охранник отходил достаточно далеко.
– Они не дадут нам уйти живыми, Майк, – шептал он. – Они нас подставляют. Нам нужен план. Надо придумать, как нанести ответный удар и уйти.
– Не думай об этом. Главное, придерживайся этого. – Я тыкал в карту, на которой были отмечены маршрут до нужного помещения и пути отхода на случай, если что-то пойдет не так. – У нас все получится.
Мой ответ его не удовлетворял. Когда подворачивалась следующая возможность, он заводил ту же шарманку:
– Они от нас просто избавятся…
– У меня все под контролем, Джек. Ничего не предпринимай, иначе тебя тупо убьют. Или меня.
– Но как? – спрашивал он.
С приближением рокового момента в его глазах все яснее читалась паника. До начала операции оставалось двенадцать часов.
– Я все продумал…
Открылась дверь, вошел Линч. Мы с Джеком выпрямились.
– Что это вы тут обсуждаете, ребята? – подозрительно осведомился Линч.
– Пути отступления, – ответил я.
Линч внимательно на нас посмотрел, крикнул очкарику, чтобы тот вышел из ванной и зорко за нами приглядывал, и ушел.
В тот вечер нам больше не удалось поговорить до того, как нас разлучили. Я знал, что Джек что-то задумал. Он попытается вытянуть из меня мой подлинный план. Я на это рассчитывал.
В ту ночь я совсем не спал, лишь глядел в окно на тот серый подсвеченный полумрак, который на Манхэттене считается ночью. Под утро я поднялся, сходил в душ, оделся и стал смотреть, как резкий ветер гонит по Ист-Ривер волны с белыми барашками.
Почему им был нужен именно я? Этот вопрос не давал мне покоя. Линч сказал, что я наступил на хвост не тому человеку. И тут-то я, в сотый раз проверяя фальшивые директивы и спрятанные в одежде лезвие и цилиндрик, наконец понял, кто за всем этим стоит.
* * *
Линч постучал в дверь. Мы были готовы. Я знал, что направляюсь в ловушку, но теперь, когда мне все стало ясно и после часов ожидания наедине со страхом, я испытывал величайшее облегчение.
Мы поехали по Мейден-лейн в черном фургоне с эмблемой курьерской службы. Вел его Линч. Он всегда сидел за рулем. Рядом с ним расположился ирландец. Очкарик сидел сзади, присматривая за нами. Сперва мы остановились возле тайского ресторана, где я утром сделал заказ по телефону.
Очкарик вышел и побежал за едой. Мы с Джеком остались одни.
По радио передавали: «…и на рынках сейчас беспрецедентная нестабильность, пока Уолл-стрит ожидает результатов заседания Федеральной комиссии в Вашингтоне…»
Нас снабдили рациями для связи с командой Линча и обмена сообщениями с наблюдателями на улицах. Больше мы ни с кем связаться не могли.
Нашей легендой на первом этапе – преодолении периметра – было изображать торговых представителей спортивного центра, идущих на встречу в отдел кадров. У меня имелась папка с рекламными материалами, в корешке которой я спрятал отмычки.
Чтобы проникнуть в отдел, у Джека в рюкзачке лежал ноутбук. Фальшивую криптокарту и мощный магнит из редкоземельных металлов я спрятал там, где в компьютере был DVD-привод, чтобы пронести их через металлодетектор.
Когда мы уже подъезжали к банку, Джек посмотрел на меня. Он всегда излучал раздражающую уверенность в том, что обязательно выкрутится, как бы далеко ни зашел и сколько бы дров ни наломал. Но в тот момент, впервые за много лет, эта уверенность исчезла.