— Я считаю, ее всегда надо держать в голове. Не все зависит от нас, но уж поверь, — Дэвид прикоснулся пальцами к руке Джин, — у меня есть некоторый опыт. Мне кажется, все пройдет гладко, только забегать вперед — неблагодарное занятие. Остается только ждать.
— Ждать.
— Да, нелегкая задача, хотя кажется и наоборот, — Дэвид снова наклонился к компьютеру. — Противная задача, особенно в нашем деле. Именно здесь терпение и умение ждать значат необыкновенно много, а поспешность порой дорого обходится.
— Да, я понимаю, — вздохнула Джин. — Значит, я могу спокойно заняться своими делами в госпитале?
— Можешь, — кивнул Дэвид. — Пока Магеллан не обезврежен, на патрулирование я тебя больше не отпускаю. Приступай к своим непосредственным и, насколько я понимаю, любимым обязанностям.
— Ага. Я даже соскучилась, если честно, — призналась Джин.
— Хочется кого-нибудь разрезать? — пошутил Дэвид, быстро взглянув на нее.
— Вроде того. Мэгги все эти дни справлялась одна и не жалуется, но я же представляю, как она устала. Теперь я заменю Мэгги. Ей сейчас есть с кем приятно провести время.
— Вот как? — Дэвид вскинул брови. — У Мэгги новый роман?
— Да, и она весьма очарована.
— Когда вы только успеваете?
Зазвонил телефон. Кивнув Джин в подтверждение ее ухода, Дэвид снял трубку. Джин вышла из кабинета, направляясь в госпиталь. У магазина ее окликнул Коновалов:
— Джин! Я только что говорил с Маринкой.
Он подбежал к ней.
— Они приехали в Краков. Маринка просто не находит слов, как их приняли. Ее поселили в «Шератон Краков Отель». «Шератон»! Я чуть с ума не сошел. — Алексей прижал сжатый кулак ко лбу. — Сколько ж стоит! У нас в Киеве «Шератон» вообще только для олигархов. Номер с видом на старый замок. Завтрак и ужин — ешь — не хочу, и для нее все бесплатно. Даже новую одежду Маринке приготовили…
— Это мама, — улыбнулась Джин. — Я думаю, ее личный подарок. Она сама из России и знает, как может чувствовать себя бедная советская женщина в европейской столице. Обычно мы этого, конечно, не делаем, но ваш случай — исключительный.
— Маринка в жизни такого не носила, никогда столько не ела и не спала в такой постели. Даже и не мечтала. Самое главное… — Коновалов от волнения поперхнулся и закашлялся. — Простите. Самое главное, Ванечке уже провели первые исследования. У него отдельная палата. Там все чисто, аккуратно, но на больницу не похоже. Все какое-то цветное, веселое, как в весеннем саду. Ему очень нравится, и игрушек много. Маринка опять плачет. — Алексей смутился. — Теперь от счастья. Твоя мама звонила ей. Маринка просто потрясена, какая это женщина — вежливая, заботливая, предупредительная. Она, по словам лечащего врача Ванечки пана Новака, одна из главных медицинских светил в мире. У нас-то к светилу медицины без миллиона долларов не подпустят. Если только ты космонавт, медийное лицо, какой-нибудь министр или хотя бы депутат. Я даже представить не могу, как такой знаменитый врач бесплатно лечит! В советское время тоже такого не было. Попасть на консультацию? Раз не за деньги, то только по большому блату. Ты мне услугу, а я потом тебе тоже помогу. Если ты услуги оказать не можешь, то сиди и помалкивай. Такая же коррупция, только теперь она с деньгами, а тогда была без. Прямо-таки коррупция связей.
— У нас тоже не бесплатно, — поправила его Джин. — Я говорила тебе. Лечим на благотворительные пожертвования.
— Кому хоть спасибо сказать? — неожиданно спросил Коновалов. — За кого свечку ставить, за кого молиться, кому в ноги поклониться? Фамилию можно узнать?
— Нет. — Молодая женщина отрицательно покачала головой. — В наши фонды жертвуют и отдельные люди, и большие компании. Деньги присылают «Майкрософт» с «Эппл», «Дженерал моторс» и «Даймлер-Бенц». Список бесконечен. Многие знаменитые политики, киноартисты, бывшие президенты США и не только США, бывшие премьер-министры по примеру Уинстона Черчилля, пожертвовавшего в фонд своей супруги и моей бабушки почти все премиальные средства, которые он получил за литературные труды, отчисляют суммы с гонораров за свои лекции и выступления. Звезды эстрады, знаменитые писатели и спортсмены — все, кому, как думают, принадлежит мир. Самые простые граждане, служащие банков, клерки, даже мусорщики, если считают возможным, шлют деньги. Мы принимаем и один доллар, и миллион долларов с одинаковой благодарностью, по никогда не рекламируем имена тех, чьи деньги тратим на лечение тяжелобольных людей. Это непререкаемое условие, ведь речь идет о вкладе тех, кто может помочь, ради тех, кто себе помочь не в силах, совершенно бескорыстный и на добровольной основе. Никто никого не заставляет. Это долг перед Богом и человечеством. Мы на Западе думаем о таких вещах, помня о конечности человеческого пути. Всех нас ждет Господь с вопросом — что ты сделал в жизни, простой смертный, чтобы я мог простить тебе твои грехи? Чем ты заслужил бессмертие? Никаких имен я тебе не назову, Алексей. Просто благодари Бога, если все выйдет удачно. Я почему-то думаю, раз мама взялась за это дело, именно так и случится.
— Говорят, у вас нет социальной справедливости. Врут они все! Врут и дальше воруют. — Алексей зло махнул рукой. — Вот вам социальная справедливость, да еще по доброй воле, без всякого принуждения! У нас нет социальной справедливости. Вообще никакой. Человек — раб системы. И при советском, и при теперешнем миропорядке мы — рабы. Как был человек мусор, так он и есть, особенно бедный, обычный человек. Он просто мешает всем прочим, и чем скорее сгинет с лица земли, тем лучше. Закопать и забыть, как говорится, а потом вновь воровать.
— Что говорит доктор Новак по поводу состояния Ванечки? — Джин перевела разговор на другую тему. — Марина не сказала тебе? Впрочем, я это узнаю от мамы, а он ей обязательно доложит. Доктор Новак — хороший врач. Ему можно доверять во всем.
— Маринка сказала, это чувствуется. — Алексей кивнул. — Он очень внимательно к Ванечке отнесся. Как будто у него вообще нет других пациентов, столько доктор Новак ему уделяет внимания. У него две прекрасные помощницы, медицинские сестры. Они очень предупредительные и полностью Ванечку обслуживают, Маринке вообще ничего делать не надо — не умывать, не подмывать. Сиди и играй с мальчиком. Он чистый, ухоженный. Никакого раздражения. Поляки только улыбаются — хорошо, будьте любезны, не стоит беспокоиться. Маринка говорит, мол, давайте, я сама его покормлю, а они — не стоит, пани, мы все сделаем. Мальчик уже не хочет у матери есть, ведь ему интересно, как его кормят. Ванечке нравится. Он теперь улыбается все время, а до этого вообще улыбаться не мог.
Голос Алексея дрогнул. Он опустил голову, словно размышляя.
— Доктор Новак сказал, все не так и плохо, как наши расписали, — добавил мужчина через минуту, закурив сигарету. — Наверное, сгустили краски с целью денег побольше содрать. У нас повсюду обман. Слова честного нигде не услышишь, даже в церкви. Все врут. Жизнь такая. Забыли и слово «правда». Две операции расписывали мне, а то и три, только деньги несите на коттеджи. Доктор Новак говорит, можно вполне одной операцией обойтись. Нечего ребенка мучить. Потом природа сама подправит, только вот надо правильно ее направлять. Организм растущий, все может измениться. Остается следить и корректировать. Доктор легко Маринке объяснил, и она поняла, причем без всяких заумных слов и диагнозов.