Вместе с Симоновым и Сергеем цепочка растянулась вширь на полторы сотни метров. Узковат невод! И у солдат опыта мало, не разведчики. Идут, как слоны, треск от сучьев на весь лес стоит. Услышав его, бандеровцы могут просто в сторону уйти.
Несколько минут они шли спокойно. Потом справа громыхнула граната. «Наша лимонка!» – определил Сергей и побежал к месту взрыва. Но бежал осторожно, глядел под ноги.
– Что случилось?
Несколько солдат лежали у дерева, один охал и стонал. По левой брючине расплывалась кровь.
– Растяжку не заметил. Его счастье – от гранаты далеко был, и дерево немного прикрыло.
Раненого перевязали индивидуальным перевязочным пакетом.
Конечно, Сергей знал, что не на увеселительную прогулку солдат вывел, но чтобы вот так, сразу после инструктажа боец ранение получил? Да ему Рощекаев голову снимет!
Раненого отправили машиной в госпиталь, а для остальных случившееся было наукой – шли теперь медленно, смотрели под ноги.
Симонов свистнул, махнул рукой. Сергей подошел.
– Гляди, схрон здесь!
– Где?
– Да вот же, вентиляция у них.
Сергей, к стыду своему, не видел ни входа в схрон, ни трубы вентиляции.
– Не туда смотришь! Видишь пенек?
– Вижу.
– А сбоку у него дырочка. У бандеровцев – излюбленный способ. Без опыта и не определишь. Я просто уже знаю, потому приглядывался.
– Схрон-то сам где?
– Кто его знает… Может быть, мы на его крыше стоим.
– А вход?
– Люк в него ведет, как в деревенский подвал. И замаскирован хорошо, рядом будешь стоять – и не заметишь.
– Тогда щупы надо, двухметровые.
– Зачем? У меня лучше средство есть.
Симонов снял с плеча «сидор», развязал горловину вещмешка и вытащил из него обыкновенную бутылку темного стекла.
– Знаком с таким?
– Вино, что ли?
Георгий с сожалением посмотрел на Сергея.
– Давно в поле был?
– «Чистильщиком» – долго. Но последние полгода – в ведомстве Утехина.
– А! – выражение глаз Симонова сменилось на уважительное. Все оперы знали, что ведомство Утехина занималось зафронтовыми операциями.
– Ладно, попозже расскажу. А теперь смотри.
Симонов откупорил бутылку и вылил ее содержимое в
вентиляцию. Потом отошел в сторону. Сергей – за ним.
– Бойцы, ко мне!
Добровольцы собрались возле офицеров.
– Так, – распорядился Симонов, – встали в круг, диаметром метров пятьдесят. Оружие держать наготове!
Однако минуты шли за минутами, но ничего не происходило.
– Может, средство твое не сработало? – спросил Сергей.
– Нет, просто в схроне никого не оказалось. Если бы кто-то был – полезли бы, как тараканы. Я это средство уже один раз опробовал.
Кольцо оцепления было снято, и все двинулись цепью дальше. Но Симонов отметку на своей карте о схроне сделал.
– Еще пригодится, – заметил он.
Пока шли по лесу, заметили в кустах шевеление.
– Выходи, а то стрелять буду! – грозно предупредил Сергей. – Только руки подними, чтобы я видел.
Из-за кустов неловко, спиной вперед вылез боец в потрепанной, испачканной землей форме. Медленно повернулся, поднял руки.
– О! Так это же Аничков, ездовой артиллеристов! – удивился Симонов. – Оружие где?
– В кустах винтовка.
Симонов приказал одному из солдат достать оружие, что и было выполнено.
– А второй-то беглец где? – ласково поинтересовался капитан.
– На мине подорвался.
Похоже, мужик был готов пустить слезу.
– Ты сопли-то не распускай! В штрафбат за дезертирство пойдешь. Коли с поля боя сбежал бы – шлепнули бы тебя. Труп где?
– Чей?
– Ты что, совсем ополоумел? Подельника твоего, вместе с которым свою часть покинули.
– Так недалеко, я покажу, – закивал головой ездовой.
– Веди, самолично убедиться хочу.
Ездовой, сгорбившись, повел.
Труп подорвавшегося на немецкой мине ездового лежал метрах в трехстах от кустов, где обнаружили Аничкова.
Симонов и Колесников подошли к телу. Ноги оторваны по колено, тело посечено осколками… Не соврал ездовой, смерть от взрыва мины наступила.
– Я уж думал – не поделили они чего, да Аничков его и шлепнул, – шепнул Сергею Георгий.
И уже громче:
– Так, первое дело о дезертирстве закрывать можно. Один погиб по глупости, второй задержан.
Дезертиру связали руки, и один из солдат взял его под конвой. Больше происшествий не было.
Когда добрались до местечка, добровольцы вернулись в полк, а Георгий с Сергеем отвели дезертира в отделение, где Симонов запер его в подвале.
– Пусть посидит пока. Я дело оформлю – и в трибунал, пусть решают. Молодец, Колесников, помог. За добровольцев своих спасибо, выручил.
– Ты обещал о бутылках своих рассказать. Я, грешным делом, о водке подумал, когда ты стеклом в «сидоре» зазвенел.
Сидоров рассмеялся.
– Давай по сто грамм фронтовых, как-никак совместную зачистку провели.
– Не откажусь.
Георгий выставил на стол бутылку водки, полбуханки черного хлеба и две банки консервированной американской колбасы.
– Закуска немудрящая, но сытная. Конечно, горяченького бы сейчас, да где его взять?
На правах хозяина он разлил водку по граненым стаканам.
– Ну, с почином, майор!
Выпили, занюхали водку хлебом. Потом выковырнули ножом колбасу на хлеб, закусили.
– Вкусно! Почему наши такую не делают?
– После войны научимся. Ну, раз хотел – слушай. Только – никому! Разработка секретная, но ты сам из СМЕРШа, тебе знать надо. Химики наши разработали несколько адских смесей для борьбы с такими «лесными партизанами», как бандеровцы. В Белоруссии свои такие есть, как и в Эстонии. Вот, гляди!
Георгий выставил на стол две бутылки. Похожи они были на бутылки с зажигательными смесями – «коктейлем Моло-
това», что активно применялся в начале войны из-за нехватки гранат.
– Это смесь «Нептун». На одной цифры – «сорок семь», на другой – «восемьдесят». Мы сорок седьмым «Нептуном» агентов в селах снабжаем, да и сами пользуемся. Его надо немного в воду добавлять, или в пищу – в молоко, даже в водку или горилку ихнюю. Человек, отведавший этой химии, минут через пять-семь «плыть» начинает. Сил нет даже затвор у автомата передернуть. А еще минут через пять-семь и вовсе отключается часика на два-три. А как в чувство придет, контролировать себя не может и на все вопросы отвечает без запинки.