Грунтовка то шла по лесу, то выходила на открытое место. Встречались черные остовы сгоревших грузовиков, обгоревшие телеги, разбитые пушчонки, бронемашины – все напоминало о том, что идет жестокая война. А еще – тела погибших: близ дороги, дальше в лесополосе – каски, обломки винтовок. Совсем недавно здесь шли бои.
Вспугнутые треском двигателя, на верхушки деревьев взлетели вороны.
Снова поворот. Слева, за деревьями, нес свои воды Днепр.
У одного из ручьев, звонко стекавшего в Днепр, мы остановились. Заглушив мотор, я захватил «ППШ», по привычке поправил кобуру с пистолетом и пошел к воде. Наклонился. Какое блаженство – смыть соленый пот, разъедавший глаза, грязь, напиться живительной водицы!
Я вернулся к мотоциклу и пулемету на нем – расслабляться нельзя. Теперь – очередь Бориса. Подхватив автомат, он спустился к ручью. Сняв шлемофон, танкист приник к ручью, умылся, набрал воды во фляжку. И – снова в путь.
– Браток, теперь левее. Я дорогу помню! – бодро крикнул танкист.
На развилке я повернул налево. Здесь грунтовка расходилась под острым углом.
Борис наклонился, стал рукой шарить в коляске.
– Гляди, чего нашел!
Он вытащил удлиненную металлическую коробку, овоидную в сечении. Повертев ее так и сяк, он наконец открыл ее и вытащил противогаз.
– Надо же, а я думал – харчи.
Он отшвырнул коробку с противогазом на дорогу. Снова пошарил рукой на дне коляски.
– Вот! Самое то!
В руке – стеклянная бутылка с наклейкой. Открыв пробку, танкист глотнул.
– Дрянь какая-то, вроде слабого самогона, – поморщился он. – Глотни!
Борис протянул мне открытую бутылку. Я сделал пару
глотков. Горло обожгло. Сейчас бы не выпить, а закусить! Но и пара глотков самогона взбодрила. А Борис приложился еще.
– Эй, Борис, не увлекайся, тебе к начальству идти, вдруг учуют?
– Э, пока доедем – выветрится.
Дорога пошла в горку, с обеих сторон потянулся лесок. Едва дорога зазмеилась вниз, к деревянному мосту через речку, как мы увидели, что с противоположного берега к мосту подъезжает грузовик – здоровенный «Бюссинг». Немцы!
– Стой, немцы! – крикнул Борис.
Он схватился за пулемет, стоявший на коляске, передернул затвор и нажал на спуск.
Я остановил мотоцикл. Борис не отрывался от пулемета, пока не высадил в грузовик всю ленту. Наконец затвор лязгнул вхолостую – патроны закончились.
Мы вглядывались в неподвижно стоявший немецкий грузовик. Похоже, дальше он уже не поедет. Лобовые стекла высыпались, капот и крылья были сплошь в дырах, из пробитого радиатора текла вода.
Потрескивая, остывал ствол пулемета.
– Ты это – сходи, посмотри, – пересохшими губами выдавил Борис, кивнув в сторону моста.
Я перекинул за спину автомат, вытащил из кобуры пистолет, спустился к мосту и перешел по настилу на другой берег. Выставив пистолет, левой рукой ухватился за ручку и дернул дверцу. На меня выпал убитый немец. «Тьфу ты, черт, напугал!» – чертыхнулся я.
В кабине в неестественных позах лежали еще двое убитых гитлеровцев.
Сунув пистолет в кобуру, я встал на подножку и заглянул в кузов. Увязанные в пачки, там лежали длинные бумажные мешки из крафт-бумаги. Непонятно: для чего они? И только потом, по прошествии времени, я узнал, что в полевых условиях в таких мешках немцы хоронят своих убитых.
– Ну, чего там? – с нетерпением спросил Борис, когда я вернулся.
– Трое убитых в кабине и бумажные мешки какие-то в кузове.
– Жалко, что мешки не с харчами.
– Ты лучше пулемет заряди.
– Не учи ученого. Тут целая коробка с лентой, поставил уже. Поехали.
– Погоди. Прикинь, грузовик нам навстречу ехал. Откуда бы ему здесь взяться.
Борис насторожился:
– Может, заблудился?
– А сколько отсюда до Ярцева твоего?
– Да уже недалеко должно быть, километров десять. Постой-ка, ты хочешь сказать…
– Вот именно. Мы туда едем, а навстречу нам по дороге – немецкий грузовик. Как бы к немцам в лапы не попасть. Сафоново правее?
– Ага, сейчас на пригорке перекресток будет – нам направо.
Я толкнул ногой кик-стартер, уселся в седло. Тронувшись, мы проехали мимо расстрелянного грузовика. Оба молчали, всматриваясь в дорогу. Борис ухватился за рукоятку пулемета.
Свернули вправо. И без остановок по грунтовке – вперед.
Через полчаса на дорогу выскочил красноармеец с винтовкой.
– Стоять! Кто такие?
Я едва остановиться успел.
– В Сафоново, с донесением.
Красноармеец покосился на немецкий мотоцикл с пулеметом. Я перехватил его взгляд:
– Это трофейный, захватили у фрицев после их атаки.
– Езжайте. Только открытые участки побыстрее проскакивайте, постреливают немцы.
Однако судьба сегодня была к нам благосклонной.
Проехав мимо окопов, ощетинившихся стволами пулеметов и винтовок в сторону дороги – здесь держали оборону бойцы полка, мы въехали в городишко. Штаб нашли быстро: известное дело – его обычно в добротном здании располагают. С улицы его можно опознать по стоящим рядом машинам, снующим военным, а еще – по многочисленным полевым кабелям связи.
Мы пристроили к веренице стоящих машин и наш трофейный мотоцикл, прикрыв брезентовой накидкой свастику на боку коляски.
Я направился к штабу. Однако же часовой у входа уперся:
– Не пущу, не велено!
Из штаба в это время выходил полковник. В руке он держал фуражку, смятым носовым платком утирал бритую – по моде тех лет среди военных – голову. Надев фуражку, он при-
вычным жестом проверил, посередине ли звездочка, и повернулся к нам:
– Что за шум?
– Сержант Колесников, – представился я. – Пакет у меня к командиру полка, товарищ полковник, да вот часовой не пропускает.
– Давайте пакет, сержант.
Я достал из-за пазухи пакет – серую бумагу, сложенную треугольником. Полковник надорвал, вытащил сложенный вчетверо лист и быстро прочитал написанное.
– Хорошо, я доложу командиру полка.
Вперед выступил Борис:
– Разрешите обратиться!
– Разрешаю.
– Старший сержант Синицын, – козырнул танкист. – Полк наш в Ярцево…
Полковник оборвал Бориса:
– Знаю. Перерезана дорога на Ярцево вчера немцами. Так что, боец, до полка своего ты не доберешься.