В кабинете повисла напряжённая пауза, и прервал молчание русский князь. Он первым отвёл взгляд, с интересом посмотрел в окно и довольно неожиданно, приятельственным тоном проговорил:
– Прекрасная погода. Вероятно, последние солнечные дни перед наступлением зимы. Не желаете ли прогуляться, дорогой инспектор? Думаю, в Кенсингтонских садах сейчас должно быть очень мило. Мой экипаж к вашим услугам.
Через пятнадцать минут дороги, прошедшей в полном молчании, джентльмены вышли у ворот парка. Фонтаны уже были укрыты на зиму, Суон и Урусов медленно прогуливались по хорошо вычищенной дорожке с романтическим видом на величественный, но изящный дворец за гладью пруда. Князь поигрывал щёгольской тростью, рассеянно оглядывал пустынный сад, а потом заговорил тихим, ровным голосом.
– Нейтралитет Германии в русско-японском конфликте не может ввести в заблуждение никого. Сейчас кайзер активно стравливает две наши страны, с одной стороны – приберегая силы, а с другой – присматриваясь к военным потенциалам возможных европейских противников. Ни для вашего военного руководства, ни для наших секретных служб это не секрет. Поэтому, несмотря на ситуацию сего момента, наши стратегические интересы, в общем-то, совпадают.
Русские секретные службы вышли на фон Мюкка в Петербурге, прошлой зимой. Там он встретился со своим агентом, весьма высокопоставленным офицером Генерального Штаба и большим любителем оперы, устроившим для Мелисанды несколько домашних концертов. Нам удалось… убедить этого человека в неблаговидности его поведения, и вовремя получить в свои руки очаровательную сигаретницу с шифрованной запиской. Надо отметить, что шифр этот весьма примитивен, если знать ключ. Скрипичный ключ, инспектор, – Урусов улыбнулся. – Шифр основан на видоизменённой нотной записи латинскими литерами, а для его прочтения необходимо транспонировать текст на условное количество тонов, указанное в записке. Впрочем, ваши коллеги тоже быстро разгадали этот немудрёный метод. Тогда же было решено пока не пресекать деятельности фон Мюкка, а постараться проследить его связи в России и других странах. Некоторых агентов удалось перевербовать, а некоторых пришлось ликвидировать.
Также этот штабной господин сообщил нам, что в Лондоне у барона есть очень высокопоставленный агент из Адмиралтейства. На Фигилберта мы вышли не сразу, но к лету у нас уже не оставалось сомнений в том, что господин барон работает на немецкую разведку.
Я прибыл в Лондон с единственным заданием – либо перевербовать Фицгилберта, либо устранить его. По возможности мне надлежало также перехватить шифрованное сообщение и ту информацию, которой Фицгилберт снабжал немца. Перевербовать барона не удалось, но я надеялся предпринять ещё одну попытку. Мне надо было как-то войти в светские круги, и войти, не возбуждая никаких подозрений, так что мне пришлось играть роль медиума. Уверяю вас, старший инспектор, что этот сеанс у Бёрлингтона был для меня дебютом в этой роли, и я был готов к провалу. Но стоило рискнуть, особенно – учитывая, что удалось нечувствительно заманить Фицгилберта на сеанс, а любезный граф Бёрлингтон сделал за меня часть работы, пригласив Мелисанду. Я предположил, что на сеансе, который был устроен для меня графом Бёрлингтоном, состоится передача сообщения. А когда увидел браслет на руке примадонны и заметил некоторый интерес к нему в обществе, то быстро догадался, что это – лучший контейнер для шифра. Мадам Мелисанда сама предоставила удобный случай, расположившись рядом со мной за столом, остальное было уже делом ловкости рук. И, признаюсь, я сделал свою работу не совсем чисто. Подавая мадам манто и поправляя на ней меха, я снял браслет с её руки. Полагаю, что Мелисанда восприняла моё лёгкое прикосновение как знак расположения к ней. Мне показалось, что мой манёвр не остался незамеченным и Фицгилбертом. Тогда мне пришлось действовать незамедлительно. Этот мизерикорд я носил с собой с самого приезда в Лондон. Когда с места поднялся полковник Брюстер и началась эта суета, я задержался за креслом Фицгилберта и быстро нанёс удар кинжалом.
Да, я сильно рисковал. Но всё обошлось, более того, – подозрения пали на Брюстера. Вы ведь подозревали его, не так ли? Впрочем, я не льщу себе надеждой, что меня вы не держали под подозрением, несмотря на все мои усилия развеять их. Но не только ваши подозрения, сэр, пали на полковника, но и самого фон Мюкка. Собственно это, да ещё и неуёмная болтливость полковника, привели его к столь плачевному финалу. Очевидно, вы уже рассмотрели эту версию, и она кажется вам достаточно убедительной. Так что я не солгал вам, инспектор, – я не убивал Брюстера. Я вообще ни разу не солгал вам. Но ваши действия делают честь британской контрразведке, вы очень быстро разобрались в этой истории и обнаружили агента фон Мюкка.
Скажите, а мистер Флитгейл – также сотрудник британских служб? Простите, мой вопрос, конечно, может остаться без ответа. Моя откровенность вовсе не обязывает вас быть со мной столь же откровенным. Но есть некоторые факты… Его экспедиция в Турцию совпала по времени со временем визита фон Мюкка в Стамбул. Это меня насторожило. А вчера у леди Каринс я случайно узнал, что он проявлял интерес к Хайгейтскому кладбищу… Впрочем, не отвечайте, я понимаю.
Так вот, инспектор, я сумел увидеть записку, пока творилась вся эта ужасная суета после завершения сеанса, когда обнаружилось, что Фицгилберт мёртв. Я запомнил текст шифровки, а потом незаметно подбросил в муфту манто мадам Мелисанды. Взять записку я не рискнул – это могло вызвать подозрения у фон Мюкка. Когда вы позволили нам покинуть дом, я вернулся на свою квартиру, спокойно расшифровал записку и тут же двинулся на Хайгейтское кладбище. Мне ведь было неизвестно, кому предназначалась записка – фон Мюкку или Фицгилберту, и назначала ли она место передачи документов, или уже сообщала о том, где они оставлены агентом. За поиском тайника, вероятно, меня и застал тот бродяга, о котором говорил мистер Макдэвиш. Но тайник был пуст, значит – записка была предназначена Фицгилберту.
Таким образом, моя миссия была закончена, я сообщил об этом своему руководству, и мне оставалось только спокойно дождаться отзыва из консульства и перевода на другое место службы. За это время, я полагал, вы раскроете преступление, и спокойно спишете дело на покойного Брюстера. Но я вовремя понял, что вы – не просто… старший инспектор.
Вы припёрли меня к стенке, Суон. Вы очень тонко всё рассчитали. Вряд ли моя дуэль с доктором Флитгейлом совершенно расстроила бы мои планы, но она окончательно придала бы моему пребыванию в Лондоне скандальный оттенок, и создала бы массу сложностей в публичной карьере, если бы и вовсе не закрыла мне карьеру дипломатическую. А уж честь дамы… оскорблённый жених… Вы меня поймали на моей собственной правде, сэр. Да, а мистер Флитгейл и мисс Ива, они действительно помолвлены? Собственно, это было произнесено без свидетелей, так что…
– Не могу вам дать точного ответа… – ответил Суон, впервые раскрыв рот после ошеломляющего монолога князя Урусова.
– Впрочем, это неважно, – безмятежно отозвался князь, присаживаясь на скамью у пруда и укладывая свою трость у чугунного подлокотника. Лицо его было совершенно спокойно, за всё время рассказа оно ни разу не исказилось нервным тиком, было сдержанным и немного уставшим.