— И что будем делать? — Эльфийка встала со своего стула и непринуждённо пересела ко мне на постель.
— Ты меня спрашиваешь? — Такая постановка вопроса удивила меня куда сильнее, чем все предыдущие сведения, вываленные с утра пораньше на мою голову.
— Ну а кого же ещё? — точно так же удивилась девушка. — Ты спас и вылечил меня, ты создал Арк и все наши «технологии». И можешь не ссылаться на Стерха и Плуга — в основе всегда лежали твои идеи.
— А ты?
— Если хочешь узнать о мудрости меня прошлой, то тут, думаю, ничего утешительного — сам помнишь, где ты меня нашёл… и в каком состоянии: свои же превратили меня в безвольный инструмент. Хотя какие они мне тогда «свои»? С другой стороны, начинаю понимать особенности менталитета своей расы: южники как-то заставили одного из своих стать «живой бомбой» — открыть проход к демонам, это значит стать первой едой для прорвавшихся…
— Ясно. — В голове у меня появились кое-какие мысли. По крайней мере, те же американские вооружённые силы на момент первого сброса бомбы обладали считанным по пальцам числом зарядов и не были готовы разбрасывать их направо и налево. Достаточно показать зафиксированные материалы заинтересованным сторонам — или, наоборот, сделать вид, что Арк и конфедерация так и не поняли, что случилось. Интересно получается: Святославом «рулят» эльфы с Флогоса против эльфов Восточного Леса? Забавно, он сам-то об этом хотя бы догадывается, суперпрогрессор?
— Эль, ты наверняка вспомнила своё имя. Как мне теперь тебя называть? — спросил у эльфийки я.
— Эль. Так и называй. Предпочту быть ей, а не той дурой, что «во имя родины совершила подвиг». — Женщину передёрнуло, как от мороза. Она в одно движение распустила свою причёску в своеобразный водопад пшенично-жёлтых волос: наличие симбионтных клеток в структуре волоса накладывало некоторые ограничения на цвета. — Тем более ты сам говорил, что доступная память — это ещё не личность. Надеюсь, новая нейронная сеть лобных долей более удачная в плане интеллекта…
Ну да, ну да. Чёрт. Жо… задница. Огромная непередаваемая задница! И как я так вляпался-то? Просто хотел жить спокойно… Пожил, блин. Надеюсь, хотя бы за завтраком меня не будет ждать череда «открытий чудных»… Ага. «„Мать, мать, мать…“ — по привычке ответило эхо» [49] .
— Зимнего де… — Мора Рокс осёкся и сплюнул: всё, крайняя степень проявления эмоций. — Итак, дайте мне подытожить «радостные» вести. На нас испытали оружие массового поражения, и могут сделать это ещё раз. Мы не знаем, как носитель ОМП попал на Рум (и вообще кто это был). Относительно недалеко от нас находится эльфийский Лес, где-то за шхерами и островами Южного архипелага, населённого тучей злобных краснокожих… Что-то не так, Алессо?
— Поправка: в таком же географическом ключе «недалеко» от нас находятся все Леса эльфов, кроме Восточного.
— Спасибо, дорогой друг, за это уточнение! Так вот, рядом с нами на одной планете аж четыре эльфийских Леса, которые, оказывается, вместо попыток позиционного противостояния переходят к фазе «горячей войны». Я правильно термин сказал?
— Всё верно. Холодная война — экономические действия и натравливание государств людей друг на друга без прямого контроля. Сейчас империя фактически под контролем Западных эльфов Флогоса, после смены династии, а королевство Наррона — под контролем Северного Леса. Как я понимаю, родной Эль Восточный Лес сейчас почти осадили имперские сухопутные войска под предводительством маршала графа Ника, и влияет он только на княжества вокруг, выбыв из числа активных «игроков», а Южный… Если коротко: мы в том же положении, что и более древние и более крупные гособразования. Только метод контроля — «длинная палка». Можно даже возгордиться немного — наше детище, конфедерация, за десять неполных лет влезло в большую политику как игрок, а не как пешка.
— Игроки тут — остроухие лесные жители, а мы — случайная «бродячая» пешка, самостоятельно дошедшая до восьмой клетки и ставшая ферзем, пусть никто этого и не ждал. Маленьким и слабым, но ферзем, — вмешалась до того молчавшая Лима.
Эль кивнула, подтверждая слова бордововолосой подруги. Коротко переговорив со Стерхом, я настоял, чтобы за вернувшей часть старой себя эльфийкой сохранили прежние полномочия.
— Я немного не понял, как нас контролирует Южный Лес, — поднял руку Марсо Грегори. — Что за «длинная палка»?
— Энергия, — объяснил я Плугу. — Наше узкое место и производственные мощности — это погруженные шельферы: от них мы питаем нашу воздушную разведку и на них обслуживаем и растим быстроходные корабли, ракеты и одежду. Никаких островов не хватит, чтобы держать такую инфраструктуру, как за нами сейчас, слишком мы размахнулись, создавая конгломерат из девятнадцати микрогосударств. Под водой растениям не страшны ни цунами, ни корабли, ни шторма… Но оказалось достаточно долбаных яиц донных червей, чтобы снести на хрен один из них.
— Мой народ… мой бывший народ тысячи лет растил растения и знает об экосистемах очень многое. То, что я нащупывала буквально вслепую, по наитию, носители знаний могут создать в течение нескольких часов… И развалить в течение нескольких минут.
— И ты это сейчас вспомнила? — несколько бестактно перебил подавшийся вперёд Марсо. Чтобы ни произошло, а крестьянин — прежде всего крестьянин! Пусть даже фермер, министр сельского хозяйства и вообще.
— Эль — историк, — объяснил я вместо страдальчески сморщившейся эльфийки — на эту «мозоль» ей уже сегодня наступили не единожды. — Она специализировалась на каталогизации эльфийских знаний о прошлом, она одна из хранителей памяти своего народа…
— Который, народ в смысле, посчитал её «очень нужной» и отправил работать на алтарь, — рубанул Стерх, вызвав у эльфийки ещё одну гримасу, и, поглядев в мою сторону, резюмировал: — Высокоразвитые цивилизации… умеют быть «рациональными», когда не надо.
Теперь пришла моя очередь молча кривиться: что ж, уел так уел.
— Х-хочу напомнить, что мы собрались здесь, чтобы принять решение, что д-делать дальше, — робко подняла руку Лайла, жена Марсо.
Введённые в совет женщины обычно молчали, когда дело не касалось «культурных» нюансов (вроде расселения беженцев или там организации работы представительства на Руме), хотя за несколько лет уже попривыкли и, бывало, даже высказывались по общим вопросам. И вот сейчас, в критической ситуации, вылезли уже, казалось бы, изжитые рефлексы далёкой юности — женщины жались к своим мужьям. Если Лайла была откровенно напугана перспективами, сидя по правую руку от Грегори, то Жаза и Ирос ушли в себя, демонстрируя знаменитую халифатскую упёртость слабого пола, воспетую в легендах и сказках совсем не на пустом месте, — морально они уже были готовы всё потерять вслед за мужем, но продолжать жить, пока жив их господин.