Он ничего не сказал миссис Апсоланд. Ее муж никогда об этом не заговаривал, но Пол сам догадался, что миссис Апсоланд нельзя говорить ничего, что могло бы растревожить ее. Бо́льшую часть времени они молчали, хотя, если появлялось что-то интересное, кто-то из них обязательно указывал на это другому.
Для Пола стало шоком, когда он увидел, что серый «Фиат» припарковался в переулке позади него. Он же своими глазами видел, как машина проехала мимо и исчезла. Вот тогда Пол и решил, что, возможно, ошибся. Должно быть, хозяин серого «Фиата» живет в этих краях. Ему нужно было по делам съездить в Ипсвич, и он просто вернулся домой, вот и всё. Миссис Апсоланд пошла к матери, а он снова увидел «Фиат», и водитель, молодой парень с черной бородой и курчавыми черными волосами, сидел за рулем. Гнев – вот что он ощутил, примитивный гнев. Он подумал: все потому, что она знаменитость или была знаменитостью, пусть и давно, но есть психи, которые одержимы публичными личностями, и им плевать, как давно это было. Поэтому он вылез из «Бентли» и пошел к водителю – но тот отказался признать, что действительно следовал за ними, – и записал номер машины.
Пока Гарнет ждал миссис Апсоланд, он был полон решимости рассказать все своему работодателю. Вероятно, это то, чего они боятся, – поклонники из прошлого. Хотя собственные аргументы не убеждали Пола, но он все равно не мог найти лучшего объяснения. Он поехал прочь, но не в центр города, где наверняка была бы пробка, а в кафе в торговом центре на окраине, съел там сэндвич и выпил кофе. Да, он расскажет Апсоланду, даст ему номер машины и, возможно, посоветует обратиться в полицию.
Они собирались уехать в тот вечер, вдвоем. На обратном пути хозяйка рассказала ему о торжественной церемонии в Старом доме в Ипсвиче, посвященной выходу в свет книги, написанной другом, и о последующей вечеринке, и об ужине с писателем и его женой и еще одной парой. Апсоланд обещал вернуться домой пораньше. На самом же деле он опоздал, приехал на полчаса позже обычного. Пол собирался поговорить с ним, как только он войдет в дом, но кое-что изменило его намерения. Это была инфракрасная система безопасности.
К тому моменту, когда Апсоланд на «Ягуаре» въехал на аллею, уже стемнело, и когда машина оказалась в зоне действия инфракрасных датчиков, все вокруг вдруг залило слепящими светом – вспыхнули галогеновые лампы на фронтоне, на надворных постройках, над террасой, на клумбе в центре подъездного круга. Все они засияли в темноте, как крохотные луны, и освещенное ими небо стало пенисто-синим с красноватым отливом.
Пол и Джессика сидели за столом и ужинали. Оттуда, где они сидели, увидеть подъездную дорогу было нельзя, а вот свет, слепящий, бело-голубой, до них добрался. Это заставило Пола рассердиться. Какая нелепость, зря тратить столько электричества – и ради чего? Тогда он еще придерживался теории об обезумевших фанатах. Если Апсоланд не проявит осторожность, активируется охранная система, завоет сирена, и, возможно, даже опустится стальная дверь, в результате чего малая гостиная превратится в крепость. А если рассказать ему о сером «Фиате», то будет еще хуже. Кроме того, есть еще Джессика…
Джессика молодец. Она, кажется, ничего не боится. А чего ей бояться, с ее-то прошлым, с жизнью на одной из улиц Центрального Лондона в бедном, запущенном районе, с индифферентной матерью, с разведенными родителями? Она даже темноты не боится, никогда не боялась. Если он оставлял ей включенный свет, она вставала и выключала его. Пол не хотел, чтобы она чего-то боялась. Естественно, он стремился воспитать в девочке осторожность, подготовить ее к неожиданностям, научить защищаться. И он уже начал рассказывать ей, чего она должна опасаться, чего избегать. Ему страшно было подумать, что она может превратиться в одну из тех женщин, которые видят насильника в любом одиноком мужчине, фигляра в любом парне без галстука и кейса; которые уверены, что после заката их за каждым углом поджидает орда грабителей.
Они ели ее любимую еду, китайскую. Не из кафе – Пол уже научился сам жарить в масле пророщенную фасоль и грибы. Она отложила вилку, подняла на него глаза и спросила:
– У мистера и миссис Апсоланд есть сокровища? У них есть драгоценности?
– Не так уж много, насколько я знаю, – сказал он. – Но что-то наверняка есть.
– Значит, есть плохие люди, которые хотят украсть их. Вот поэтому и зажглись все огни – чтобы испугать плохих людей.
Он не знал, что сказать. Неужели она считает, что все это нормально? Пол засомневался в том, что поступил правильно, привезя ее сюда. Но дом, жилье… Каким еще способом они могли получить дом в красивой местности, в его родном крае, который станет родным и ей? Дети, перенимая привычки взрослых, повторяют их в крайней форме. Девочка непроизвольно зажмурилась, когда вспыхнул яркий свет, затем притворно захлопала глазами, наигранно отпрянула от окна и села на свой стул. А потом сказала нечто довольно умное для своих лет – во всяком случае, Пол так решил.
– Если это повторится, как они определят, кто это – мистер Апсоланд или разбойник?
– Не знаю, Джессика, – сказал Пол, улыбаясь слову «разбойник», которое используют только дети, узнав его из сказок.
Он подумал, что если еще раз увидит серый «Фиат» или его водителя, то обязательно расскажет Апсоланду. Если же нет, то нет. Этих людей нельзя поощрять в их паранойе. Миссис Апсоланд в частности. Она должна лечиться от того, что с нею не так, подумал Пол, хотя в его голове эта фраза прозвучала как-то бессодержательно, особенно когда он задался вопросом, а какое тут может быть лечение и будет ли от него польза.
Сегодня Джессику везли домой на красном «Форде». За рулем была мама Эммы. Гарнет из своего холла открыл ворота кнопкой дистанционного управления. Еще одна такая же кнопка была в большом доме. Маленькая красная машинка проехала под деревьями. Ему показалось, что это машина мамы Эммы, но он не был уверен. Странно, но единственный недостаток этого дома заключался в том, что из окон не видна подъездная дорога. Он сможет узнать, есть ли в этой машине Джессика, только когда она проедет под аркой – довольно нелепым, в итальянской стиле, длинным сводчатым проходом, который соединяет дом и бывшую оранжерею, и окажется во дворе. Его сердце радостно дрогнуло. Он осознавал, что перспектива встречи с нею вызывает в его душе трепет предвкушения. Надо же, с собственной дочерью! Это же абсурд, он как влюбленный…
Красная машина лихо вошла в поворот. Мама Эммы была рискованным водителем. На заднем сиденье сидели девочки: темноволосая, с короткой стрижкой на китайский манер, с пухлыми щечками, и светловолосая, с очень белой кожей. Сегодня Эмма и ее мама не собирались заходить в гости. Пол понял это по тому, как они ему помахали. Джессика вылезла из машины, толкнула дверцу, но недостаточно сильно, чтобы она захлопнулась, что случалось почти всегда. Он увидел, как ее губы произнесли ее любимое на тот момент ругательство: «Вот поросенок!»
Откуда оно взялось? Из «Винни-Пуха»? Она еще раз толкнула дверцу, на этот раз правильно, и, побежав к дому, оглянулась, чтобы помахать. Красный «Форд» уехал. На ее лице было выражение – так случалось иногда, – как будто она увидела ангелов: восторженное и молящее, как у детских скульптур Миллеса [36] . Хотя думала Джессика, по всей видимости, о чае. Взяв в одну руку стакан молока, а в другую – булочку с шоколадной крошкой, она сказала ему: