– Как ты думаешь, моя мать когда-нибудь вернется и будет жить с нами?
После своего ухода Кэтрин никогда не была «мамочкой». То, что Джессика молча отвергла ласкательное и уменьшительное обращение, не объясняло, почему сейчас она употребила слово «мать». Гарнет не раз рассказывал ей, что они с Кэтрин развелись, но девочка, всегда все так хорошо понимая, кажется, просто никак не могла этого уяснить. Пол не знал, что сказать. Правда состояла в том, что он не принял бы Кэтрин ни при каких условиях. И ему стало стыдно, как часто бывало, за то, что они не приложили всех усилий ради блага своего ребенка. Его вина была не меньше, чем вина Кэтрин.
– Сомневаюсь, Джессика, – сказал Пол. – Но ты можешь повидаться с ней. Ты можешь поехать к ней на летние каникулы.
А есть ли у нее такая возможность? Кэтрин не писала со времен их приезда в Саффолк. Он так и не получил ответ на свое письмо, в котором писал, что теперь Джессика умеет читать рукописный текст. Для него становилось все очевиднее, что Кэтрин хочет полностью отстраниться. Она воспринимала трещину в их отношениях как неизбежную и не желала продлевать боль от расширения этой трещины. Пол поцеловал Джессику, пожелал ей спокойной ночи и, выходя из комнаты и оставляя дверь приоткрытой, спросил себя, что еще могло заставить его сейчас солгать Джессике, кроме трусости. Пятьдесят лет назад им с Кэтрин пришлось бы остаться вместе под давлением общественности. А разве сегодня ситуация лучше? Он так не думает. Он всего лишь сменил общество чужого по духу человека и респектабельность на свободу и угрызения совести.
А Джессика? Мучаются ли дети ее возраста бессонницей, переживая из-за семейных дрязг, из-за отношений между родителями, из-за утрат и одиночества? Или, озадаченные и беспомощные, сразу засыпают? Гарнет не знал и боялся это узнать. Он стоял у окна на лестничной площадке и смотрел во двор, освещенный светом из окон обоих домов.
На кухне, кажется, шла конфронтация между Коломбо и Марией. Он видел в оранжевых отблесках открывающиеся рты, жестикуляцию. Другие окна были пусты, бо́льшая их часть зашторена, шторы приглушали золотистый свет; ярким он был там, где ткань расходилась. У Апсоландов ужинали гости. Несколько раз, пока они с Джессикой смотрели телевизор, комнату заливало голубоватым мертвенным светом – это зажигались дуговые лампы. Мария что-то в сердцах бросила своему мужу, схватила поднос и ушла из поля зрения Пола.
Он подумал о пути следования этого подноса – по коридору в столовую или в гостиную, с кофе? И он представил Нину такой, какой никогда ее не видел: в прекрасном платье, она разносит красные кофейные чашки из тонкого китайского фарфора, сахарница полна маленьких коричневых осколков, похожих на кварц; она протягивает вперед белые руки, ее улыбка нежна, и она хотя бы сейчас ничего не боится, замирая на мгновение перед каждым гостем.
В одном окне на втором этаже шторы не были задернуты. Это был тот самый холл, где Гарнет видел ее однажды. Сейчас же он видел лишь овальное зеркало в позолоченной раме на стене. В некоторых домах, как он слышал, женщины все еще оставляют мужчин одних после ужина. А вдруг она поведет дам куда-нибудь, мимо этого овального зеркала, в свою спальню? Его охватило странное и иррациональное желание увидеть ее, хотя бы на мгновение. И в то же время Пол знал, что все это глупость, которой нельзя потакать. Он задернул шторы и пошел вниз.
История с человеком, который назвался Ричардом и сказал, будто он друг, вылетела у Гарнета из головы. Но вернулась утром, когда позвонила Дорин и спросила, хотят ли они с Джессикой вместе с ними пойти на воскресную службу к десяти тридцати в церковь Святой Марии. Джессике, естественно, очень хотелось пойти. Она была в том возрасте, когда вера пробуждает первые горячие отклики, а кроме того, Дебби заменила Эмму, пусть и на время, в качестве ее лучшей подружки. От нее только и слышалось: Дебби то, Дебби се, Дебби говорит, у Дебби есть… Эмма и Гарриет были забыты – к счастью, и щенки тоже. Пол спросил у Дорин, какой говор у этого самого Ричарда.
Ей пришлось спросить у мужа, сама она не слышала.
– Лондонский, говорит Стэн. Типично лондонский говор.
Не тягучий саффолкский, как у них троих, – вот что она имела в виду. Джессика переймет его, подумал Пол и тут же осудил себя за худший вариант снобизма, отлично понимая, что права на снобизм у него нет. Он не пойдет в церковь, большое спасибо, сказал Пол, не считая нужным объяснять, что вера родителей покинула его более двадцати лет назад.
Гарнет на «Вольво» отвез Джессику в деревню. На обратном пути он попытался представить Джаредз, обнесенный почти пятиметровой стеной, и подсчитал астрономическую стоимость такой стены. Все это заставило его рассмеяться. Вдали он увидел Апсоланда, направляющегося к меже, впереди него бежали Один и Тор. Вишни уже сбросили лепестки, которые теперь лежали на зеленой траве, напоминая остатки ледка. Только для льда стояла слишком теплая погода, день был безветренным, солнце неярким, бледное небо затянули полупрозрачные перистые облака. Пол проехал под арочным переходом, поставил машину в гараж и прошел через зимний сад, разглядывая то, что возвели строители. Через неделю работы закончатся, а еще через неделю закончится его роль своего рода офицера иммиграционной службы.
Когда он вошел в дом, звонил телефон. Пол знал, что это не Стэн и Дорин с вопросами о Джессике, и решил, что Нина хочет, чтобы он ее куда-нибудь отвез. Полный надежд, он взял трубку. В динамике раздались гудки. Молчание. Мужской голос сказал:
– Мистер Гарнет?
Разочарование вынудило его сердито бросить «да».
– Вы меня не знаете, так что мне нет смысла называть себя. Я уполномочен предложить вам крупную сумму денег. Двести тысяч фунтов, если конкретно.
В этот момент Пол понял, что должен положить трубку. Но не положил. Голос говорил с лондонским акцентом, характерным, кажется, для районов к югу от реки, не на литературном английском, но и не на кокни. Он сказал:
– Что я должен сделать для этого?
– Немного. Скорее, это то, что вы не должны делать. Отвернуться на пять минут и не смотреть.
– Отвернуться от чего?
Голос сказал:
– От Принцессы.
Пол все понял, но все же задал вопрос:
– В каком смысле?
– От миссис Апсоланд.
И опять ему следовало бы положить трубку. Пол подумал: а вдруг это своего рода проверка, которую устроили частные детективы, нанятые Апсоландом? Ведь он сам именно так и поступил бы. Но тут он вспомнил Ричарда.
– Вас зовут Ричард?
Вопрос проигнорировали.
– В четверг, когда поедете в Кембридж, завернете на заправку на Ньюмаркет-Хит, заправитесь, проедете еще несколько сот ярдов, и у вас возникнут неполадки с двигателем. Вы съедете на площадку для экстренной остановки, скажете, что вынуждены пешком сходить на заправку, и оставите ее. Вот и все. Двести тысяч фунтов, мистер Гарнет. Я перезвоню вам через пятнадцать минут.