Она немного помолчала, а потом произнесла:

– Это оттого, что у нас пока что всё было не по-настоящему. Вот ты не можешь уйти от Нади, потому что у вас всё по-настоящему. Да, надо чтобы всё было по-настоящему, – задумчиво повторила она.

– Что значит, по-настоящему? – холодея, произнёс Сергей Викторович.

Загадочная улыбка, озарившая её лицо, разом сошла, и она передёрнула плечами:

– Ничего. Это я так. Не обращай внимания.

Его жизнь превратилась в кошмар. Он как угорелый нёсся с работы домой, страшась оставить дочь одну, покупал видеокассеты, книги, чтобы отвлечь её от опасных мыслей. Они больше не возвращались к щекотливой теме, сохраняя видимость добрых отношений, но он не мог избавиться от чувства, что призрак недосказанного навечно поселился среди них. Может, лучше посоветоваться с женой? Но что он мог сказать? И потом, разве она слепая? С девчонкой творится неладное, а она только и занята своими переживаниями, распалялся Сергей Викторович, но тоненький голосок совести насмешливо вставлял: «У самого рыльце в пуху».

В тот день у жены был отгул. Убедившись, что она собирается провести его за домашними хлопотами, Сергей Викторович отправился к Наденьке. Только вырвавшись из дома, он понял, как соскучился по ней. Сколько времени прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз! Казалось, дни растянулись в месяцы. Она была нужна ему, как никогда. Он устал от проблем, переживаний, устал притворяться, разыгрывая из себя доброго папашу, когда внутри у него клокотала гремучая смесь боли, гнева и бессилия. Наденька – вот кто поймёт и утешит его, заставит хотя бы ненадолго забыть о свалившемся на него несчастье.

Сначала она дулась, что он долго не приходил, но это было больше похоже на игру, и он охотно подчинился её правилам. Проблемы остались далеко, в другом измерении. Сухо потрескивали свечи, их блики играли на пузатых бокалах с вином. Наденька, лёгкая и свежая, привычно опустилась к нему на колени. Их губы встретились. «Мы один раз целовались. По-настоящему», – пробуравила мозг фраза дочери. Он невольно отпрянул.

– Что-нибудь не так? – спросила Надя.

– Нет, всё в порядке. Шальная мысль. Вот буду старичком, ты меня, наверное, разлюбишь? – попытался он свести всё к шутке.

– Глупый, – улыбнулась она. – К чему загадывать надолго? Пока что ты отнюдь не старичок.

Она вновь прильнула к нему. Дочь. Он ничего не мог с собой поделать. Перед его взором стояла Леночка. Он усилием воли сдержался, чтобы не отстраниться, принимая ласки Нади. «По-настоящему… по-настоящему…» – сверлило мозг.

– Да что с тобой сегодня? – недовольно спросила Надя и резко встала с его колен.

Он испытал странное облегчение, как будто само прикосновение к ней было ему в тягость.

– Просто болит голова, – соврал Сергей Викторович. – Но это пройдёт.

Пройдёт ли? Он пытался сбросить с себя наваждение, но лицо дочери стояло между ним и Надей. «По-настоящему». А по-настоящему ли всё это?

Чем ближе он подходил к дому, тем сильнее в нём нарастало чувство тревоги. Он перешёл на бег, уже не сомневаясь, что с его девочкой случилось непоправимое. Не уберёг. Она, чистая и беззащитная, обратилась к нему, а он стал читать ей нравоучения. Моралист фигов! Зачем он ушёл сегодня? Кто, кроме него, защитит её? Он бежал, задыхаясь с непривычки, но не в силах перейти на шаг. Только бы она была дома. Только бы с ней ничего не произошло. Он не стал дожидаться лифта и помчался вверх по ступеням. В висках стучало. Лёгкие болели от напряжения. Когда он поднялся на свой этаж, в глазах потемнело, и он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Где Лена? – спросил он у жены, открывшей дверь.

– У себя. Уроки делает. За тобой что, гнались?

– Нет, уже всё в порядке, – облегчённо вздохнул он. – Просто мы слишком мало уделяем ей внимания, а у неё всё-таки переходный возраст. Но теперь всё будет иначе.

Отдышавшись, он прошёл в комнату дочери. Лена сидела за столом в ореоле света от настольной лампы, по-детски поджав ноги. Он тихонько подошёл к ней и обнял за плечи.

– Девочка моя. Я хочу, чтобы ты знала, что ты – это самое настоящее в моей жизни.

– А мама?

– Ты и мама. А Надя – это временное, пустое. И Влад тоже. Только не возражай. Обещай больше никогда не видеться с ним. У тебя в жизни тоже должно быть настоящее.

Лена знала, что имел в виду отец.

Они с Андреем шли, взявшись за руки. Первый снежок серебрил мостовую. Было жалко наступать на него, оставляя чёрные провалы следов, поэтому они шагали осторожно и бережно, стараясь не рушить первозданную чистоту ранней зимы. Его ладонь была тёплой, и от него веяло надежностью. Они часами говорили обо всём на свете, и им никогда не было скучно.

– Ну как твои? – спросил Андрей.

– Полный о’кей. Отец сидит дома, вчера маме коробку конфет притащил. Радуется как младенец, что мы с тобой встречаемся.

– Так ты ему не рассказала про прикол?

– А зачем? Пускай будет в тонусе, а то мало ли ещё какая Наденька появится.

– Ну ты даёшь!

– А что? Думаешь, легко было вернуть его к нормальной жизни? Хорошо, что у тебя отец такой классный. Другой бы на его месте ни за что не согласился. Я решила, что после школы тоже в театральный пойду, – решительно сказала Лена.

– Отец говорит, у тебя талант, – кивнул Андрей.

– Правда? – просияла Лена и добавила: – Знаешь, тебе просто повезло, что у тебя с родителями никаких проблем. А вообще-то с ними так трудно.

– Ничего не поделаешь, опасный возраст, – понимающе вздохнул Андрей.

Мой король

1

Сумерки медленно и неотвратимо подминали под себя город. Линялое небо низко висело над улицами, словно пытаясь раздавить их. Клочья сизых облаков были разбросаны по нему, как куски серой пропылённой ваты, которые по весне достают из оконных рам. С востока накатывал мрак, и только зарево далёкого пожара тлело на фоне сгущающейся черноты, изредка прорезая её зловещими сполохами.

Груды кирпичей и бетонных плит, которые ещё недавно были домами, высились по обе стороны улицы, словно затаившиеся динозавры. Меж ними возвышался уцелевший фасад пятиэтажного дома. Он уставился на пустынную улицу слепыми проёмами окон, за которыми не было ни комнат, ни коридоров. Среди руин он выглядел нелепой театральной декорацией.

На развалинах одного из домов, скорчившись, сидела маленькая девочка лет шести. Она прижимала к себе плюшевого зайца и тихонько всхлипывала. Она казалась единственным живым существом в этом театре смерти. Девочка боялась темноты. Ей мерещилось, что в тени прячутся чудовища, и по мере того, как сгущаются сумерки, они подступают всё ближе и ближе. Все пережитые страхи дня меркли перед ужасом надвигающейся ночи. Малышка зажмурилась и уткнулась в мягкую плюшевую шёрстку зайца.