– Тебе что? Жалко?
– Жалко, – соглашалась Тамара и нежно поглаживала свой имиджевый аксессуар.
Маруся не теряла надежды – «а вдруг?». И вдруг очки оказались на носу вчерашней подруги.
Машка ревниво следила за полетом девочки-стрекозы, и в душе ее назревал бунт:
– Значит, чужим детям носить твои очки можно? – гневно прошипела она подошедшей матери.
– Тихо! – шикнула на нее Тамара и отвела дочь в сторону.
– Мне – никогда! – продолжала возмущаться Маруся. – Я сломаю! А ей можно?
Вика, услышав Машкину тираду, решила, что долг платежом красен, и протянула девочке свои очки:
– Хочешь поносить, Машуля?
Машуля не торопилась с ответом – по лицу пробежало сомнение: соглашаться – не соглашаться?
– А они фирменные? – уточнила девочка.
– Фирмячие, – ответил за жену Гена. – Я-то в очках разбираюсь.
– У Хены бизнес, – пояснила Вика. – Очками торхует.
– Да-а-а? – уважительно протянула Машка и победоносно посмотрела на мать. – Тогда давайте.
Через секунду Маруся красовалась в Викиных очках – ревность исчезла. Женщины щурились, но, с пониманием глядя друг на друга, терпели временное неудобство. Пытались наладить между обеими девицами контакт. Наступила Дашина очередь позавидовать сопернице: Машка являлась обладательницей нарядного купальника, слегка трещавшего от распирающего его тела. Этих деталей Даша, конечно, не замечала. Ранило другое – взрослая форма одежды.
– Снимай сарафан, Дашуля, – поторопила дочь Вика и начала его нетерпеливо стаскивать с дочери.
Девочка осталась в нарядных плавочках, болтающихся на худенькой попке. Притянула мать к себе, что-то прошептала той на ухо, после чего Вика начала рыться в огромном пакете. В конце концов вытащила верхнюю часть детского купальника и заботливо нацепила ее на Дашкину тощую грудь.
– Что я вижу! – зареготал Стас. – Дашуня лифтон надела!
Маруся непонимающе уставилась на мать.
– А что тебе не нравится? – спокойно спросила Вика.
– Так у нее ж титьки еще не выросли! – отрывался юноша.
– Я те ща дам – «титьки не выросли»! – повернулся к сыну Гена, и Стас осекся. – А ну иди эту хадость вымой!
Виктор одобрительно посмотрел на друга, а Вика устало выдохнула:
– Хена… Ну хватит… Оставь его в покое.
– Да я его не трохаю!
– Вот и не трохай.
– А пусть он Дашку не трохает!
– Да не трохаю я никого, – возмутился Стас и отступил к морю.
Его опередили две особы в очках, с визгом влетевшие в воду.
«Пропали очки!» – подумала Тамара и загрустила от забрезживших на горизонте будущего финансовых трат.
Солнце начало припекать. Женщины, чьи глаза оказались лишенными привычной защиты, складывали руку козырьком и следили за бултыхающимися в море девчонками. Барышни отрабатывали кувырки в воде, так и норовя утопить драгоценные материнские аксессуары в закипающем от поднявшихся волн море.
Первой не выдержала Тамара, чувствуя ответственность за передоверенную ее дочери собственность:
– Машка! Выходи!
Маруся притворялась глухой, поворачивала голову в сторону матери, пожимала плечами и показывала на уши – «ничего не слышу!». Потом самозабвенно ныряла, переворачивалась, ловила слетевшие очки и выскакивала, держа их за дужку. Отцы стояли рядом, полностью отдавшись беседе и не обращая внимания на счастливые вопли.
– Ви-и-ить! – обратилась Тамара к «спящему» на боевом посту мужу. – Выгоняй Марусю!
– Все нормально! – перекрывая шум моря, орал супруг и торопился вернуться к прерванному разговору.
Тамара сложившуюся ситуацию нормальной не считала, поэтому, чертыхаясь, поднялась с лежака и направилась к резвящейся дочери.
– Ну все, блин! – процедила Машка сквозь зубы и, отплевываясь, поползла к берегу, вспахивая пузом галечное дно.
– Машка! – строго выговорила Тамара. – Ты что? Глухая?
– Я ныряю, мама. У меня в ушах море. Ничего не слышно, – объяснила девочка.
– Мороженое хочешь?
Машка недоверчиво посмотрела на мать:
– Ну…
Тамара выкатила глаза и ткнула пальцем в ухо:
– Ни-че-го не слы-ы-ышу!
– Хочу-у-у! – заорала Маруся, с легкостью поддавшись на материнскую провокацию.
– А-а-а?! – наступила Тамарина очередь притворяться глухой.
– Хочу-у-у!
Мальцева повернулась спиной к дочери и, махнув рукой, побрела к своему лежаку. Маруся затрусила следом, подпрыгивая на раскаленной гальке. Увидев Вику, стянула с себя очки и протянула их своей благодетельнице:
– Ниче не видно. Спасибо.
Вика со вздохом облегчения кивнула головой и с усердием начала протирать полотенцем покрывшиеся соляными пятнами стекла.
– Целы? – поинтересовалась Тамара.
– Да что с ними станется?
Мальцевой уверенность Вики в благополучном исходе показалась довольно странной. Видимо, у них был разный жизненный опыт.
– Мама! – вызывающе топнула ногой Машка. – Ты что? Глухая?
– Нет, – спокойно процедила Тамара. – Просто у меня в ушах ветер. Ничего не слышно.
Маруся остолбенела от материнского коварства, сработал эффект бумеранга:
– Ты что, обиделась на меня, что ли?
– За что?
– За то, что я из воды выходить не хотела.
– Да нет. У тебя ж в ушах – море. Ничего не слышно.
Маруся сникла. Присела на материнский лежак и заискивающе спросила:
– Может быть, ты хочешь кофе?
– Хочу, – односложно отвечала Тамара, прекрасно понимая, откуда ветер дует.
– Ну я бы могла тебе его принести…
Женщина молчала.
– Ну… или с тобой дойти до кафе…
– Не стоит, Марусь, – отвергла дочерние ухаживания Тамара.
– Мне нетрудно…
– Ну раз тебе нетрудно, то сходи…
– Только кофе? – нарочито отстраненно переспросила Машка.
– Ну почему только кофе?
Маруся замерла.
– Купи себе мороженое. И Даше. Вика, Даше можно мороженое?
Женщина кивнула в ответ, а Машка преисполнилась счастья от материнского великодушия и загарцевала на месте, как необъезженная кобылица.
С берега Тамаре было видно, как ее дочь карабкалась по дребезжащей лестнице советских времен, беседовала с хозяйкой кафе, перемещалась вдоль небольшого прилавка то в одну, то в другую сторону, протягивала деньги, забирала сдачу и крутила головой, рассматривая сидящих за столиками. Получив мороженое, Маруся перебежками направилась к лестнице. Остановилась, пытаясь справиться с соблазном раскрыть нарядный пакетик сразу же, и не смогла. Присела на бетонный выступ, распечатала упаковку и вытянула рожок, по виду напоминающий уродливый гриб с шоколадной шляпкой. Машка с жадностью обгрызла шоколад и, перемазанная, начала спускаться по лестнице.