И она, встреча, ее не разочаровала. Напротив, выяснилось, что одинаковы мужчины только на картинках, в жизни они — другие. У них не сияет кожа, не блестят глаза, мышцы у живых мужчин послабее, и все прочее тоже какое-то невпечатляющее, стеснительное, и ноги слишком волосаты, и грудь могла быть пошире. Но как ни странно, Кирилла это не портило. М-да.
— Рассказывай. — Наташа скромно потупила взгляд, направив на него пистолет. — Рассказывай, как дошел до жизни такой? Или я сама?
— Вы тоже смотрите эту передачу? — обрадовался Петров. — А мне не нравится.
А потом все замолчали. Наступила какая-то вязкая пауза, ждали чего-то важного. Наверное, со стороны они казались смешными. Голый Кирилл, Наташа в трескающемся кимоно и пьяный Петров в форменном кителе… Наверное, это было смешно. Но все они вдруг подумали, что в этой ванной, вот тут, где они толкутся, не так давно умерла Даша. Каждому из них стало не по себе.
— А что рассказывать? Насколько я понимаю, с пистолетом сюда пришла ты?
— Да? — оживился Петров. — Вот как? Тогда у нас уже две версии. Очень хорошо. Только, может, начнем по порядку. Сначала выясним, зачем своих жен и любовниц убивал Кирилл, а потом перейдем к Наталье Ивановне и зададим ей те же вопросы. И посмотрим, у кого получится лучше.
— Наташа, пусть меня раскуют, — взмолился Матвеев. — Пожалуйста… И вообще, вы нормальные люди? Вы сами-то слышите, что говорите? Ну ладно, я — законченный эгоист, где-то даже бабник, которому живые нравятся больше, но даже мне погибших жалко, а вы — радетели справедливости? Кто-то из вас ведь клятву Гиппократа давал.
— Ой, пристыдил, — прыснула Наташа. — Все, пристыдил насмерть.
— Кого? — снова оживился Петров. — Кого насмерть!!! Опять насмерть!!! Да что такое, в конце концов? Да сколько это может продолжаться?
— А нисколько, — усмехнулась Амитова. — Все кончилось, правда, Кирилл? — Она выпустила улыбку, поиграла ямочками и окаменела. — Хватит, ребята, пожили, как говорится, как умели, и будет.
Она все еще не могла решить, что выгоднее, что нужнее ей и ее семье в этой ситуации: арестовать или убить. Предположим, его арестуют. Спишет ли Дамир его мерзкие рассказики о Катеньке на желание отомстить?
— Кирилл, где вы были в ночь убийства Афины Наливайко? — спросил Петров и вытащил из-за пазухи блокнот, на котором был пропечатан ностальгический ценник — 10 копеек. — И заодно, где вы были в день убийства вашей жены?
— Говорить? — Кирилл развернулся, насколько позволял наручник, застегнутый на руке. — Говорить, Наташа, за кем я ездил и кого искал?
— Мне — безразлично. — Она слегка пожала плечами. — Делай, как считаешь нужным.
— Слушай, Кузя, ну и бабье пошло. Переспать — как плюнуть. Не говоря уже об убить…
— Забирай его в комнату. Буду сдавать преступника властям. А если он, преступник, будет болтать, то мы будем бить его по морде. По наглой рыжей морде… То есть не по рыжей, извини, друг Петров. Заканчиваем водные процедуры. Все… — Наталья помрачнела.
Она устала. Она просто смертельно устала. Принимать важные решения, воплощать их в жизнь, когда ей не хватает ни образования, ни умения, ни желания… Все, чего она действительно хотела, — это внучка и новые итальянские сапоги, каждую зиму чтобы новые. А глобальные проблемы пусть решает Дамир. Катю жалко, Катю она спасет, но глобальные проблемы… Она очень устала. Носить в себе столько, знать об этом столько лет… И молчать из-за глупой детской клятвы «счастьем в жизни». Нет, хватит.
— У него был мотив убивать, — тихо сказала Наташа, когда мужчины, теперь скованные одной цепью наручников, вошли в гостиную. — У него были для этого причины… Кирилл, скажи мне честно и откровенно, ты знал, что Ляля не твоя дочь?
— А чья? — спросил Петров.
— Повторяю вопрос…
— Не надо, я понял… — Кирилл убрал со лба мокрую прядь волос и улыбнулся. — Кузя, вот если бы ни одна тетка не сделала от тебя аборта, ты бы заволновался?
— А надо ли? — философски откликнулся Петров. Он даже засмущался. — А надо ли нам так много знать о себе?
— А говоришь — понял. — Наташа нахмурилась и почувствовала, что давление опять скачет; опять появилась навязчивая мысль об инсульте.
— Да, я знал, — угрюмо, быстро выговорил Кирилл. — У меня вообще не может быть детей.
— Значит, Афинку — тоже не ты… — изумилась Наталья.
— Ну конечно не я. Это было самоубийство. Говорю же, той ночью я был страшно занят.
— И сын у Афинки — не от тебя, — продолжала гнуть свое Наталья. И кто бы мог подумать, что мыслить — это гораздо тяжелее, чем существовать?
— Нет, не от меня… Последствия свинки… — спокойно и почти без смущения констатировал Кирилл. — Так, может, пойдешь за меня?
— А теперь главный вопрос — как давно ты узнал о том, что Ляля не твоя дочь?
— Наталья Ивановна, а вы не хотите работать в нашем отделении? Ну конечно, если с депутатством не получится? — радостно спросил Петров. — У вас так здорово работают мозги. Мы были бы как Малдер и Скалли…
— Заткнись, а? — вполне мирно предложила Наталья Ивановна. — Так когда? И от кого?
— Все правильно. Я узнал об этом давно, в деревне Холодки. Когда Лялечка меня уже разлюбила, когда брак наш фактически распался. Я узнал об этом накануне ее смерти…
— И кто отец ребенка, ты узнал тоже?
— Да, — сказал Кирилл и опустил голову. — Да…
— Но разве за это убивают? — воскликнул потрясенный финалом Петров.
— За это — только такие, как Отелло, другие убивают за бабки… За деньги… Скажи? — Наталья Ивановна подошла к Кириллу и нежно погладила его по волосам. — Бедный ты… А потому — жадный… Храните деньги в сберегательной кассе по фамилии Глебов…
— Нет, нет. — Он вдруг отчаянно затряс головой. — Нет, я не мог, я не виноват… Я не делал этого, вы слышите?
— Тихо, тихо, уже поздно… Поздно… Теперь нужно вести себя тихо. — Наташа приложила палец к его полным искусанным губам. — Разумно и тихо… Виноват не виноват — какая разница…
— Да, наказания без вины не бывает, — поддакнул обрадованный Петров, отчаянно пытаясь отвести от себя наваждение с милым названием Холодки…
— Зачем? Зачем? — Кирилл вяло отбивался от жены. — Зачем? Мне и здесь хорошо, а там — дети, мамаша, каша, пеленки, давай останемся в общежитии…
— Нам надо поговорить, — канючила Ляля. — Нам надо поговорить… Перед тем как окончательно… разобраться…
Как же она ему надоела. Как же ему вообще надоело все связанное с женитьбой. Ее семья, ее мамаша, ее водка, ее папик — все они вызывали в нем такую ненависть. Ему очень хотелось покончить со всем этим, а сил хватало только взбрыкивать потихоньку… полегоньку. Но где-то на стороне… Его мамаша была тоже хороша: «Если ты не хочешь кончить жизнь где-то под забором, держись за Ляльку. Это мое последнее слово». Но чаще хотелось держаться за других — даже теща в пьяном виде была посимпатичнее, во всяком случае, не претендовала на какую-то неземную любовь. И с ней было приятно выпить.