Те вновь ушли под воду и вскоре вернулись с тяжелой цепью из золотых монет. Хоукс схватил цепь.
— Теперь вам заплатят золотом, — пообещал он.
Еще одно погружение принесло новую находку — еще одну цепь золотых монет.
— Испанские деньги, наверное, принадлежали каким-нибудь господам с «Санто-Доминго», — пробормотал Хоукс, разглядывая хитро сделанную цепь: монеты соединялись таким образом, что легко можно было отделить любое количество звеньев; весьма удобный способ хранить наличность, и кошелек не нужен.
— Но… Вы кого-нибудь видели? — с замирающим сердцем спросила Каролина.
— Капитана Келлза — нет, — ответил первый ныряльщик, и второй, насупившись, сказал Хоуксу:
— Вы должны отдать нам одну цепь.
— Нет, вы получите обычную плату, — твердо заявил Хоукс.
— Сегодня нам платят куда больше. По чести вы должны отдать нам три четверти всего добра, ведь рискуем-то мы. Да и вся грязь с берегов Кобры, да и отсюда тоже, — и он выразительно ткнул пальцем вниз, туда, где недавно стоял город, — вся в воде. Глаза ест. Мы не стали бы нырять за обычную плату.
Между тем лодку немного отнесло в сторону от печной трубы, на которой обосновались ныряльщики, и Каролина решила вмешаться:
— Пожалуйста, нырните еще раз. Посмотрите получше, я щедро заплачу.
Ныряльщики сердито переглянулись, но все же ушли под воду.
— Он там, да только карты на нем нет, — ответил один из них, вылезая на трубу.
Каролина душераздирающе закричала.
— Что же вы не нашли его раньше? — требовательно спросил Хоукс.
Лодку уже отнесло на несколько футов от трубы.
— Его там придавило чем-то тяжелым, когда корабль разломило на части, и он лежал лицом вниз, — последовал торопливый ответ. — А теперь отдавайте нам положенное, да мы поплывем.
— Тащите его наверх.
— Что?
— Я сказал, тащите его наверх! — громовым голосом рявкнул Хоукс.
— Еще чего! Лезь туда сам! Небось боишься.
Лодку тряхнуло, и что-то в глубине ухнуло с глухим усталым рокотом. Труба, на которую забрались ныряльщики, упала, они свалились в воду и с криками бросились грести к лодке. Хоукс, схватив весло, быстро поплыл прочь.
— Мы оставим ваши деньги губернатору, у него их и заберете, — крикнул он, обернувшись. — Вашу обычную плату!
Вслед Хоуксу понеслись проклятия. Ныряльщики попытались догнать лодку вплавь.
Каролина посмотрела на Хоукса глазами, полными слез:
— Если они не нырнут и не достанут его оттуда, Хоукс…
— Никто не возьмется за эту работу, Каролина. Слишком опасно. Под водой дома продолжают рушиться. Землю, как видите, еще потряхивает.
— Но у нас целых две цепи золотых монет! За такие деньги…
— Возможно, при других обстоятельствах этих денег хватило бы, но не сегодня, — отрезал Хоукс.
— Но тогда как мы можем быть уверены, что они не ошиблись? Как ты думаешь, Хоукс, ныряльщики в самом деле нашли Келлза?
— Все они там, на дне, — тихо проговорил Хоукс, и в голосе его была печаль. — Все там, и все мертвы. Сейчас им уже ничем не поможешь. Но я знал, что вы не успокоитесь, пока не увидите его своими глазами. Поэтому я и велел им тащить его наверх.
Каролина в отчаянии заломила руки.
— Не верю! — воскликнула она. — Не поверю, что он мертв. Он жив! Говорю тебе, он был отличным пловцом!
Каролина запнулась, испуганно посмотрев на Хоукса. Не сознавая того, она произнесла это предательское слово — «был».
— Если бы он был жив, он уже разыскал бы вас, — сказал Хоукс, и по его голосу можно было понять, что он уже все для себя решил и, как ни тяжело признавать неизбежное, считал Келлза погибшим.
Хоукс потерял больше, чем просто капитана, он потерял друга и еще многих друзей.
— Все они погибли, — тихо повторил он.
И Беттс, и Джилли, и та, которую все в доме уважительно звали коком, и многие, многие другие. Исчезли, будто их и не было никогда…
— Обломки домов засыпаны и укрыты морем, — пробормотал, вторя ее мыслям, Хоукс и приналег на весла.
Каролина тихо всхлипнула. Хоукс обернулся и, с жалостью глядя на нее, сказал:
— Вам надо бы о себе подумать, госпожа.
Не в силах вынести этот взгляд, Каролина отвернулась. Взгляд ее упал на двух ныряльщиков, плывущих по направлению к очередной торчащей из воды трубе.
— Нам надо вернуться и забрать их, Хоукс, — со вздохом сказала она.
— Чтобы они нас прикончили ради этих двух цепочек? — резонно спросил Хоукс. — Пусть себе плывут, ищут для себя еще работу.
Усиленно работая веслами, он сказал:
— Сегодня в этом городе нет закона. Ничто не помешает позарившемуся на чужое добро убить человека и бросить труп в море. Тот парень, что потерял жену, вы думаете, если ныряльщики достанут со дна достаточно серебра, он доживет до утра? С какой стати им с ним делиться? Вы же слышали, «рискуют они»! — презрительно скривив губы, пояснил Хоукс.
Каролина молчала.
Все так, думала она, оглядывая руины влажными от слез глазами. Порт-Рояль был богатым городом, и в этих полуразрушенных домах под водой достаточно сокровищ. Здесь привыкли добывать их кровью. Здесь верят, что золото стоит того, чтобы за него бороться и ради него убивать.
— Знаете, госпожа, — сказал Хоукс, который прекрасно понимал, что сейчас начнется, — надо вам покинуть город как можно быстрее. Хорошо бы до темноты. Я видел, что в порт зашли новые суда. Штиль закончился, ничто не держит их здесь. Надо бы поговорить с губернатором и раздобыть место на одном из них.
— Брось, Хоукс. Чем одно место лучше другого? Мне теперь незачем жить.
— Время лечит, — с грубой прямотой ответил Хоукс. — А вот капитану я дал слово, что сохраню вас от беды.
Милый, верный Хоукс! Как она была к нему несправедлива! Повинуясь душевному порыву, Каролина схватила его руку и нежно пожала — жест, который значил больше, чем объятие.
Хоукс ответил ей укоризненным взглядом, словно хотел сказать, что ее уловки не помешают ему исполнить то, что он считал своим долгом: уберечь любимую женщину капитана от беды. Сберечь ему это сокровище. Ведь она сама по себе тоже была сокровищем. Эти волосы и глаза, эта шелковая кожа и соблазнительная фигура… В глазах многих мужчин она стоила больше, чем все испанское золото!
— Сегодня они дерутся за золото, но к ночи, а самое позднее к утру они разделят все, что можно, и тогда начнут драться за женщин, — угрюмо пробормотал Хоукс.
«А один мужчина, пусть и вооруженный абордажным ножом, не в силах противостоять многим».