Хоукс не сказал этих слов, но ясно дал понять, что имеет в виду. Каролина поняла его и содрогнулась. Она не должна стать причиной гибели верного друга.
— Надо найти губернатора, — сказала она, — и оставить у него плату ныряльщикам, как было обещано.
Губернатора Уайта они нашли на борту «Синдбада-Морехода», одного из немногих кораблей, переживших тряску. Уайт находился в крайне подавленном состоянии, нервы его были на пределе, но тем не менее он взял деньги и обещал заплатить ныряльщикам. Интуитивно Каролина почувствовала, что не стоит рассказывать ему о гибели Келлза. Она сказала, что наняла ныряльщиков для того, чтобы они достали из ее затонувшего дома столовое серебро и драгоценности.
— Сейчас они ныряют в мой дом, — сказал губернатор, проведя рукой по бритой голове: парик он потерял и теперь выглядел нелепо и странно, — моя жена вне себя от горя — все, что нажито, пропало.
«Считай, что тебе повезло — ты не потерял жену», — подумала Каролина.
— Город уже не возродить, — со вздохом заключил губернатор. — Ничего не осталось. Возможно, когда-нибудь море нанесет песок туда, где когда-то был пляж, и здесь снова появится удобный причал для судов, но увы, все это будет уже не при моей жизни.
Каролина вполне понимала его уныние: губернатор был честолюбив и надеялся однажды вернуться в метрополию богатым и знаменитым.
— И куда вы сейчас думаете направиться? — спросил он Каролину. — Поселитесь в верховьях Кобры, где Келлз покупает имение?
— Нет, — сказала Каролина, — не туда…
Она готова была разрыдаться: если бы она по своей глупости и на свое горе не отослала колье, Келлз уже сейчас мог бы вместе с ней находиться в верховьях Кобры — целым и невредимым. Однако Каролина помнила о предупреждении Хоукса и, не желая причинить ему вред, взяла себя в руки.
— Думаю, — спокойно сказала она, — мне следует отправиться в Англию и… ждать Келлза там.
Каролина чуть запнулась, но, во-первых, ничего другого она сказать Уайту не могла, а во-вторых, она не так уж погрешила против истины, ибо она собиралась ждать Келлза вечно, где бы ни находилась.
— Не могли бы вы помочь мне уехать? — спросила она.
— Отчего же? — сказал губернатор, кивнув в сторону какого-то корабля. — «Божий суд» только что встал на якорь. Видите, сюда плывет шлюпка? Капитан — мой друг, и в прошлый свой визит говорил, что собирается в последний раз совершить рейс Порт-Рояль — Лондон, а затем уйдет в отставку. Будет жить в Филадельфии, где у него дом, а плавать вместо него будет сын.
— У него здесь могут быть друзья, которые меня опередят, — нервничая, заметила Каролина.
Губернатор Уайт холодно взглянул на собеседницу.
— Капитан Симмонс возьмет лишь того, кто сумеет заплатить наличными, — хмуро заметил он. — Я слишком хорошо его знаю. Едва ли в городе найдется в достатке людей, кто сможет заплатить золотом, когда все их добро ушло под воду, как, например, случилось со мной. Но у вас есть золото.
Губернатор выразительно посмотрел на связки монет, которые держала в руках Каролина.
«У этих флибустьеров и их жен всегда найдется золото», — с неприязнью думал он.
Хоукс, стоявший подле Каролины, деликатно покашлял.
— Оставайтесь здесь, — сказал губернатор вежливо. — Я попробую вам помочь.
— «Божий суд» — какое странное у этого корабля название! — заметила Каролина.
— Да, согласен с вами, — сказал губернатор. — Если хотите, могу рассказать вам, как оно появилось. Когда капитан Симмонс взял на себя командование этим кораблем, он назывался «Предприимчивый». Корабль вошел в Порт-Рояль… Это было давно, задолго до моего губернаторства. Тогда в городе свирепствовала желтая лихорадка. Случилось так, что, когда корабль вышел в море, на нем началась эпидемия. Капитан привел корабль в свой родной порт — Филадельфию, но из всей команды выжил лишь он один. Вот тогда он и переименовал судно.
— Да, сейчас в городе не хватает только малярии или чумы, — пробормотал кто-то сзади.
Все повернули головы. Чума? На лицах отразилась тревога.
Вот так рождаются слухи, подумала Каролина. Сегодня все только и будут говорить о том, что идет чума!
— Хоукс, — порывисто пожав ему руку, шепнула Каролина. — Поедем в Лондон вместе!
Хоукс боролся с собой.
— Хотелось бы, — шепнул он в ответ, — да только пока лучше не надо.
Каролина знала, что он имеет в виду: Хоукс, как и Келлз, был в розыске. На родине его могла ждать виселица.
— Хоукс, — тихо сказала она. — Я за тобой пошлю. Когда я навещу одного знакомого ювелира, ты понял, о ком я говорю, я постараюсь добиться амнистии. Ты снова будешь жить в Эссексе, обещаю!
Хоукс тяжело вздохнул. Он знал, что эта женщина сделает для друга все, что в ее силах.
— И пожалуйста, попробуй найти моего кота, — вдруг попросила Каролина. — Я держала его на руках перед тем, как началось землетрясение…
Хоукс согласно кивнул. Каролина хотела было попросить его еще кое о чем, о том, чтобы, когда окончательно перестанет трясти, он нанял ныряльщиков, и те… Но она прикусила язык. Надо держаться, иначе она вот-вот разразится слезами.
— Я… Мне трудно дышать, Хоукс. Здесь слишком много людей. Отойдем в сторону.
Хоукс молча последовал за Каролиной.
— Попробуем прогуляться, — беспокойно оглядываясь, сказала Каролина. — Что толку стоять и ждать…
Хоукс прочистил горло.
— В бегстве нет ничего хорошего, — с пониманием сказал он.
Каролина остановилась, схватившись за канат. Хоукс был прав. Она действительно пыталась убежать. Убежать от себя, от своих воспоминаний, убежать от реальности, в которой Келлз был мертв…
На борту «Божьего суда»
Каролину не оставляло ощущение неправдоподобности происходящего. Она словно видела себя со стороны, стоящей на корме корабля со зловещим названием «Божий суд», корабля, уносящего ее прочь от Порт-Рояля, вернее, от того, что от него осталось. Каролина смотрела вниз, на пенную дорожку за кормой. В ней что-то надломилось: человеческий рассудок отказывался понимать происходящее. Погибли тысячи людей. Мертвые тела плыли по воде. Но и оставшимся в живых грозил голод. В довершение всех бедствий разлившаяся Кобра затопила тягучей грязью черепашьи кладки, похоронив под слоем ила несчастных созданий, составлявших основную пищу островитян. Жалкие остатки домов занесло илом. Река подмыла берега, расположенное в верховьях реки кладбище стало достоянием моря. Надгробья затонули, деревянные кресты и гробы, полуразложившиеся трупы плавали в море далеко за пределами того, что еще вчера называлось городом.